Петр Игнатов - Голубые солдаты

— Не внушаю доверия? — в свою очередь, спросила девушка.

— Нет, почему же? — вымученно улыбнулся я. Проходите, присаживайтесь к столу, потолкуем.

Колесов не выдержал, сказал мне недовольно:

— Эх, яблочко, что тут толковать? Надо идти к майору, выяснить. — И, насмешливо скривив губы, обернулся к девушке. — Вы-то знаете, чем мы занимаемся?

Румянец на щеках Марковой сгустился.

— Кое-что знаю.

— А мышей не боитесь? — съехидничал Бодюков.

Рязанов осуждающе взглянул на него.

— Будет вам, ребята. Нехорошо ведь так…

«И действительно, нехорошо получается, — подумал я, приняв упрек Рязанова и на свой счет. — Кто дал право нам на эти издевки? Девушка-то — наш советский боец, и не ее вина в том, что она так молода и неопытна».

Губы Марковой дрогнули. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Разрешите идти? — промолвила она каким-то сдавленным голосом.

Колесов отвернулся к окну, Бодюков склонился над картой. Чем-то они напомнили мне сейчас зло нашкодивших мальчишек. И только Рязанов глядел на радистку по-товарищески тепло, ободряюще.

— Пойдемте к начальнику, — сказал я ей.

Видимо, майор сразу догадался, с чем я пришел.

Впрочем, об этом нетрудно было догадаться, стоило только взглянуть на пылавшие щеки Марковой и на мое лицо, отражавшее крайнее недовольство.

— Что случилось? — спросил он.

— Товарищ майор, — начал я не совсем уверенно. — Надо полагать, произошло какое-то недоразумение… Я просил опытного радиста. Помните наш разговор? Вы обещали… Тем более что нам предстоит очень серьезная операция…

— А тут вдруг девушка… — улыбнулся майор. — Не это ли смущает вас? Слишком, мол, молода для таких операций. Может подвести, неопытная и так далее… — Его взгляд остановился на Марковой. — Значит, отказываются от тебя, Галя?

Маркова молча опустила голову. Пальцы ее нервно затеребили полу гимнастерки. Чувствовалось, насколько ее обидела встреча, которую мы устроили ей.

— А я был уверен, что Маркова вполне устроит вашу группу, — промолвил майор глуховато. — Ее прислал в штаб армии обком комсомола. Она отлично окончила специальные курсы, прошла соответствующую практику у партизан во вражеском тылу и не раз участвовала в боевых действиях.

Мне стало стыдно. Стыдно оттого, что я даже не удосужился поговорить с девушкой, узнать, кто она, где училась, как жила до того, как попала в армию. И не только за себя было стыдно, а и за всю мою «братву». Ни за что ни про что обидели отважную комсомолку. Хорошо, хоть Рязанов вовремя прекратил насмешки Колесова и Бодюкова. Рязанов, а не я, командир группы.

— И в разведчицы Маркова пошла не из романтической прихоти, — продолжал майор. — Брат ее убит на фронте в начале войны. Отец и мять погибли от фашистских бомб. Девушка решила пойти на самые трудные, на самые опасные участки борьбы против гитлеровской нечисти. Она много слышала о делах вашей группы и очень просилась к вам. А вы, Игнатов…

— Товарищ майор, все, точка! — воскликнул я, как бы прося пощады. — Виноват… Вид-то у нее больно обманчивый… Слишком юной, этакой хрупкой показалась.

— Верно, вид нередко бывает обманчив, — заметил майор. — В нашу армию сейчас прибыло немало девушек — связисток, зенитчиц, медсестер. Мне пришлось наблюдать, как две зенитные батареи, в основном укомплектованные из девушек, отражали налет «юнкерсов» на один из армейских складов. Это был страшный налет. Я ждал, что вот-вот девчата начнут разбегаться, завизжат от страха. А они не дрогнули. Отразили налет и сбили три вражеских самолета.

— Ясно, товарищ майор, — кивнул я. — Дали мы маху на этот раз. Пусть уж радистка не помнит обиды. Вместе ведь работать…

Майор взглянул на Маркову.

— Слышали, Галя? Или, может быть, теперь в другую группу пойдете?

Не решаясь обернуться лицом к ней, я ждал, что она ответит: ведь и впрямь обидели мы ее.

— Если можно, то оставьте меня в группе Игнатова, — попросила Маркова.

— Да, да, прошу, товарищ майор, — горячо поддержал я ее просьбу.

Майор весело прищурился.

— Ну, если между сторонами достигнуто такое согласие, то, как говорится, быть посему!

Когда мы вышли от него, я сказал Марковой:

— Ты, Галя, погуляй где-нибудь, пока я подготовлю ребят… Приходи минут через двадцать.

— Есть, товарищ командир!

Друзья ждали меня с нетерпением. Это я понял сразу, как только переступил порог нашей комнаты.

— Ну что, откомандировал? — спросил Бодюков.

Я отрицательно мотнул головой.

— Нет? — вскочил Колесов. — Эх, яблочко, уж не вздумал ли ты вместе с Данильцевым нашу группу в детский сад превратить? — Казалось, негодование так и распирало его. — Что мы будем делать с ней? Попробуй сунься с таким дитем за линию фронта! «Ой, мамочка!» — будет кричать.

Бодюков поддакивал ему, видимо полностью разделяя его возмущение. Рязанов молчал, недовольно косился на Колесова, как бы говоря взглядом: «Да замолчи же ты наконец! Дай командиру хоть слово сказать!»

Я молча подошел к столу, опустился на стул, выжидая, когда утихомирится Колесов. Тот пошумел еще с минуту и в заключение заявил:

— Надеюсь, командир, что ты учтешь наше мнение. Если сорвется операция, то вся ответственность ляжет только на тебя.

— У тебя все? — спросил я сухо.

— Все!

— Ну, тогда садись и слушай!

Я рассказал то, что услышал о Марковой от майора. Никто не перебивал меня. Колесов жадно курил и с каким-то ожесточением грыз мундштук папиросы. Бодюков нервно вертел в руках коробку спичек, нахмуренный, уставившись взглядом куда-то в угол комнаты. Щеки Рязанова порозовели, как у девушки, узнавшей вдруг что-то очень и очень приятное. Разумеется, я не умолчал и о том, какие чувства охватили меня там, в кабинете Данильцева, когда я слушал то, о чем сейчас рассказывал сам. И не те ли самые чувства испытывали теперь мои друзья?

— И как она, Маркова? — тихо спросил Рязанов. — Жаловалась на нас?

— Молчала, — ответил я.

— В другую группу просилась?

— Нет. Решила с нами остаться.

Наступила долгая пауза. Мне было ясно, что Вася Рязанов встретил мое решение оставить Маркову в нашей группе с большим удовлетворением и готов был протянуть ей руку дружбы. Но что скажут Колесов и Бодюков?

Колесов смял недокуренную папиросу и поскреб подбородок.

— Да, дела…

Бодюков искоса поглядел на него.

— Вот тебе и эх, яблочко… А ты разорялся.

— Не лезь! — отмахнулся Колесов.

— И извиняться не будешь?

Я опасался, что эти слова Бодюкова вызовут у Колесова новую вспышку гнева, но ничего подобного не случилось. Наоборот, наступила полная разрядка. Колесов добродушно улыбнулся.

— Придется…

Когда снова раздался стук в дверь, мы, как по команде, вскочили из-за стола и откликнулись вразнобой: