Александр Шашков - Гроза зреет в тишине

Время от времени на черной поверхности появлялись островки длинной, густой волокнистой травы, — той самой травы, на которую, если нет под руками другой наживки, можно ловить окуней. Возле островков травы, воткнутые наискось в дно озера, торчали жерди-притыки.

«Неужели и теперь здесь ловят рыбу?» — подумал Кремнев и тронул веслом одну из притык. Тонкая верхушка треснула и тихо легла на воду, почти не потревожив ее. И Кремнев вздохнул: сгнили притыки, истлели...

Когда «Чайка» прошла середину озера и впереди обозначился берег, Кремнев начал приглядываться к воде еще более пристально, боясь наскочить на те самые камни, о которых его предупреждал Рыгор Войтенок. А наскочить на них было просто, особенно тому, кто плохо знал Зареченское озеро. Огромные серые валуны прятались в воде по самые макушки, и только в тихий час, когда на озере не было волн, три или четыре из них вдруг будто приподнимались на цыпочки и высовывали из темной глубины сбои крутые лбы, словно хотели погреться на солнышке и посмотреть, что делается на беспокойной земле.

Сегодня было тихо, и камни должны... Да вон они, слева. Один, два, еще два... «А всего их тут тридцать шесть, и глубина воды возле них — пять-шесть метров», — вспомнил Василь и опустил весла.

Это было его самое любимое место! Сколько окуней подцепил он тут на свою удочку! Вот тот камень, последний слева, деревенские жители так и зовут: «Василёв». Рядом — камень «Рыгоров», а тот, что стоит на отшибе, — «Филиповича» или просто «Симонов».

У хитрого Филиповича была длиннющая удочка, его черный поплавок, сделанный из липовой коры, летал на версту вокруг и ложился там, где лучше клевало, а потому Рыгор Войтенок всегда гнал его от себя подальше: мол, зацепишь, поганец, крючком за ухо!..

«Ну, здорово, друзья! — помахал Кремнев рукой серым валунам. — Вот я и снова пришел к вам!..»

Валуны угрюмо молчали. Кремнев вздохнул, налег на весла, и поплыла, заспешила навстречу «Чайке» вечно печальная Кривая сосна...

* * *

Погнал лодку назад» на Осиновые бревна, Иван Бондаренко, в прошлом мастер спорта по гребле, парень крепкий, рослый и, как многие сильные люди, чересчур застенчивый.

Трудно сказать, побил ли Иван Бондаренко в эту ночь свой спортивный рекорд, но когда Василь через полчаса увидел «Чайку», которая, будто моторный катер, летела к Кривой сосне, то раскрыл рот от удивления. Сначала ему даже показалось, что Бондаренко вернулся назад с полдороги. Но в лодке были люди, семь человек!

«Чертов сын! — добродушно выругался он. — Да я с шестью в один конец плыл сорок минут...»

— Э-эй! Хлопец! — долетел с лодки озабоченный голос Рыгора. — Не лети так! Видишь, берег!..

Лодка сразу же будто пристыла к воде, потом осторожно продвинулась немного вперед и мягко ткнулась носом в обомшелый берег.

— И научил же тебя черт так лодку гонять! — незлобно, с уважением проворчал Рыгор, выбираясь из лодки. — Наскочили бы на какой-нибудь подводный камень, — от лодки и досок бы не собрал...

Вместо ответа Бондаренко легонько подхватил старика под мышки и, приподняв, осторожно поставил на берег.

Войтенок, человек сам рослый и сильный, покосился на парня, покачал головой и быстро полез в густой тростник.

Вскоре он вернулся, привязал лодку за живой, вымытый водой, корень сосны и приказал:

— За мной. И только за мной, шаг в шаг.

...«Прошпект» дядьки Рыгора и действительно оказался очень хитрой дорожкой: неширокий извилистый ручей, сплошь поросший тростником и таким мощным рогозом, что через него, казалось, без косы и не пройдёшь.

Где начинался этот ручей — наверно, и сам черт не знал, а впадал он в озеро возле Кривой сосны. И даже не впадал, а тихо просачивался сквозь частую сетку крепких корней искалеченного молнией дерева.

Посмотрев на этот ручей, на его заросли, никто бы никогда и не подумал, что под этой ржавой водой лежит твердое дно и что если идти по воде, раздвигая руками тростник, идти как раз посередине ручья, не сворачивая ни к одному берегу, то вскоре попадешь на чудесный остров, весь заросший соснами и елями.

«Таинственный остров» понравился всем разведчикам, и особенно радисту. Он не без основания решил, что в таком глухом месте немцам не удастся запеленговать его радиостанцию, а значит, он сможет работать спокойно и жить, как у бога за пазухой.

Остров понравился и Василю Кремневу. Почти неприступный (болото, его окружавшее, не замерзало и зимой, в самые сильные морозы), он был действительно надежной базой, которая могла с успехом скрывать их группу довольно долгое время.

Тут легко можно было построить хорошие землянки — почва песчаная и лесу много. Легко было скрываться и от воздушной вражеской разведки — густые кроны елей и сосен могли прикрыть собой целый лагерь, не то что две-три землянки.

Единственное, что немного смущало Кремнева, — это мысль о том, как им самим выбираться с этого острова, когда придется идти на задание?

Рыгор Войтенок, видимо, давно разгадал эту мысль Кремнева и сказал, чтобы слышали все:

— Завтра, командир, дашь мне помощников, и мы построим тебе «флот». Я теперь льнозавод охраняю, — это моя официальная должность, которую мне новые власти доверили. Так вот там, на заводе, есть доски. Из них мы и смастерим три-четыре легкие лодки, такие, чтобы на них и по ручью плыть можно было, а если потребуется, то и на плечах нести. Вот тогда вы куда захотите, туда и доскочите.

— Спасибо, дядя Рыгор, за помощь, — обрадовался Кремнев, но Рыгор почему-то нахмурился:

— Какая помощь?! Это и есть главная моя служба. Понял? Ну то-то...

Под могучими старыми елями соорудили две землянки: одну большую — общую и одну маленькую — штабную. В первой поселились разведчики во главе с лейтенантом Галькевичем. Во второй — радист и капитан Кремнев.

Майора Генриха фон Мюллера поселили вместе со всеми, в общей землянке.

После того как им удалось вырваться из болота, вопрос о том, что же все-таки делать с пленным немецким офицером, разрешился сам собой.

Каким-то особым чутьем разведчика Кремнев понял, что Мюллеру можно и должно доверять и что он, Мюллер, сможет в дальнейшем принести группе немало пользы.

Сам Генрих фон Мюллер своим новым положением тоже, кажется, был доволен. Когда он собственными глазами увидел «деятельность» фашистов, то пришел к важному для себя выводу: мало просто бросить своих бывших «коллег по оружию». Сожженные деревни и детская могила, которую ему пришлось копать своими руками, окончательно убедили его в этом. И он понял, что дорога его к любимой работе, которой он посвятил свою жизнь, лежит только через войну с теми, кто навязал ее людям...

Правда, русские, его новые коллеги, пока что занимались чисто хозяйственными делами: строили лагерь и лодки. Фон Мюллер им помогал, так как понимал, что это и есть подготовка к тем большим делам, которые ожидают всех их в недалеком будущем.