Николай Ященко - С отцами вместе

Шурка, действительно, не бросил мысли облегчить поливку овощей. Он целыми днями пропадал на огороде, даже перестал ходить на рыбалку, и к концу лета все-таки сам, без посторонней помощи, протянул трубу от колодца вдоль забора и установил два крана для воды.

— Доказал свое, упрямец! — похвалил Шурку старший брат.

Была у изобретателя еще одна страсть: любил он читать приключенческие книги иностранных писателей. Из них он выхватывал отдельные слова и щеголял ими. Мать называл графиней, брата — лордом или бароном, а соседей — синьорами. Однажды Шурка назвал бабушку Аничиху маркизой. Она, решив, что ее обругали, побежала к его матери жаловаться. Шурка опять получил хорошую трепку.

В школе его знали как очень хорошего математика. Шурка учился в седьмом классе, а к нему за помощью бегали и восьмиклассники.

Когда ребята пришли во двор, Ленька усиленно дул на палец, по которому ударил молотком.

— Эх ты, лорд неуклюжий! — смеялся Шурка. Он стоял около верстака. Щеки и нос изобретателя были запачканы ржавчиной от обруча. Даже белые, как лен, немного вьющиеся волосы были припудрены коричневой пылью. Увидев, что вместе с другими явился и Витька, он выкатил из-под навеса маленькую тележку на железных колесах.

— Поезжай, синьор, вон туда! — Шурка показал в конец двора.

Ленька забрался на верстак, Костя устроился на перевернутом ящике, Васюрка примостился на чурбачке, Кузя и Пронька — на курятнике.

— Вот что, маркизы! — сказал Шурка, оглядывая товарищей. — Никто не должен знать про наш разговор. Пускай отсохнет язык, но ты молчи. Согласны?

Все закивали.

— А клятву будем давать? — тихо спросил Кузя и снял с головы капустный лист.

Пронька сбил щелчком с его стриженой головы две черемуховые косточки.

— Без клятвы нельзя, — отозвался Шурка, — но это потом. Значит, так… Сегодня во время схватки с белым отрядом отважный Лешка Индеец спас красное знамя.

Ленька перестал рассматривать посиневший ноготь и пятерней поправил волосы. Мать дома называла его индейцем, а отец — головешкой за то, что он летом сильно загорал. Среди ребят он был самым черным, белели только зубы.

— Расскажи-ка нам об этом, сэр! — попросил его Шурка.

Ленька соскочил с верстака и с упоением заговорил, махая руками:

— Я пробиваюсь в самую гущу, а тут какой-то беляк ка-ак толканет меня, а я ка-ак шарахнусь о Жердева-Бревнова, чуть не свалил его. От Жердева я мячиком отскочил прямо под ноги мировому судье. А уж потом начал локтями всех распихивать…

В другой раз Костя не дал бы ему много хвастаться, но тут мешать было нельзя: очень важное событие случилось.

— Иду и чувствую, что наступил на что-то, — задыхаясь от волнения, продолжал Ленька. — Ну, думаю, жертва! Нагнулся, а это флаг. Схватил его, но, вижу — кругом солдаты. Офицер этот высокий с меня глаз не сводит. Я, конечно, не растерялся, спрятал флаг за пазуху — и удирать. Длинноногий офицерик за мной, да где тут! А флаг, ребята, вот он!

Ленька, трепеща от гордости, выхватил из поленницы свернутое полотнище. Завороженные мальчишки почтительно развернули его. Оно было сшито из десятка ярко-красных флажков, какими пользовались на железной дороге кондукторы, стрелочники, дежурные по станции.

— Ну и отчаянный же человек повесил это знамя! — сказал Пронька, не зная, что восхищается своим отцом.

— Это сделал настоящий революционер! — пояснил Костя. — Таких людей знаете, как называют? Большевиками! Это мне папа рассказал.

— Ребята, — вмешался Кузя, — давайте узнаем, кто это сделал, и напишем ему письмо!

Васюрка радостно ударил Кузю по плечу.

— Ты у нас молодец! А что мы напишем?

— Что? — загорелся Кузя. — А вот что!.. «Дорогой герой, ты не сомневайся и не печалься! Мы нашли твое знамя и спрятали. Мы его принесем на станцию и укрепим на том же месте…»

— Когда, Кузя? — перебил друга Пронька.

— Не мешай! Конечно, тогда, когда вернутся красные! Слушайте дальше… «Мы с этим флагом будем встречать Сергея Лазо и всю Красную гвардию. Ваню Лежанкина — тоже. Ура!» и подпишемся так: «Молодые тайные революционеры». Здорово, ребята?

— Здорово! — за всех сказал Васюрка. — Ты молодец, Кузя, только тебе ума не хватает! Сам подумай, как мы найдем того человека?

Пока ребята спорили, Шурка свернул полотнище.

— Не надо его искать, — сказал он твердо. — Тот человек сам найдется, когда наши придут… Николай Григорьевич сколько лет молчал! Теперь так… Куда мы спрячем знамя?

— Я знаю, куда! — Костя вскочил с ящика. — Революционеры все закапывают в землю. Давайте возьмем старую посудину, положим туда знамя…

— Верно! — поддержал Шурка. — Закопаем в нашем огороде. Отсчитаем от сарая восемнадцать шагов…

— Почему восемнадцать? — удивился Кузя.

— А год у нас какой? 1918-й!

Шурка взял с верстака большую железную коробку с крышкой. На стенках коробки среди нарисованных цветов еще можно было прочесть: «Печенье Эйнем».

— Граф Кузя, тащи-ка с крыльца вон ту холщовую тряпку! — распорядился Шурка.

Кузя живо сбегал.

— А не попадет тебе от бабушки? — встревожился Ленька.

— Не попадет! — Шурка завернул знамя в тряпку, положил сверток в коробку и захлопнул крышку.

— Милорды, кто знает клятву?

— Я знаю! — выступил вперед Костя.

— Ты говори, а мы будем повторять за тобой! — предложил Шурка.

Костя взял коробку и прижал ее к груди.

— Клянусь! — произнес он, оглядывая товарищей.

— Клянусь! — негромко, но разом повторили все.

— Никто не будет знать!

— Никто не будет знать! — гудели за Костей парнишки.

Высоко подняв голову и зажмурившись, Костя продолжал клятву:

— Ни мать, ни отец! Ни дядя, ни тетя! Ни брат, ни сестра! Ни живой, ни мертвый! Провалиться мне на этом месте! Утонуть в трех речках! Сгореть в семи огнях! Никто не будет знать! Клянусь!

Костя передал Шурке коробку, и все направились в огород. Остался один Васюрка, он начал катать Витьку в тележке, чтобы братишка не побежал за ребятами. Но никто не заметил, что в узкие щели забора во двор Лежанкиных давно уже смотрела пара чьих-то глаз…

В огороде Шурка отмерил от сарая восемнадцать шагов, провел пяткой черту против старого столба.

— Копайте здесь!

Копали по очереди.

— Еще хорошо бы клятву кровью написать! — сказал вдруг Кузя, поглядывая на коробку.

— Мы не разбойники и не индейцы! — сухо обрезал его Костя и взял у Леньки лопату.

Яма скоро была готова и коробка зарыта. Шурка вырезал перочинным ножом на столбе: «23/VIII 1918 г.».

Вернулись под навес. Два глаза по-прежнему наблюдали в щель за всем, что делали «молодые тайные революционеры»…

Перед тем, как разойтись, Костя сказал:

— Тут часто собираться нельзя. Как бы кто-нибудь не подглядел. Я думаю… Вот у Васюрки в огороде есть баня заброшенная. Туда можно приходить через заборы… Ты, Васюрка, не против?