Николай Коняев - Непобежденная крепость

Сейчас здесь могилы вокруг.

Возле одной Зоя Сергеевна остановилась.

– Соседские ребята тут похоронены… – сказала она. – Отравились тогда, в войну…

– Отравились?!

– Ага… Немцы крыс у себя в блиндаже травили, а они поймали отравленную крысу и съели.

На Рождество крестная уговорила мать пойти забрать спрятанную на огороде икону.

Зоя Сергеевна запомнила, что возвращались они – везли икону на санках – уже в темноте, когда наступил комендантский час.

Вообще-то в самом Шлиссельбурге вечером и ночью никто не имел права показываться на дороге. В жителей, задержавшихся после установленного часа, стреляли без предупреждения.

Известна история жительницы Шлиссельбурга Кузнецовой, которая шла от своей соседки на шесть минут позднее, чем полагалось.

– Руки вверх! – скомандовал патруль, подошел к женщине и ударом приклада сбил ее с ног.

Спустя несколько часов в квартиру Кузнецовых явились гестаповцы. Они увели женщину с малолетними детьми в комендатуру. Через час вся семья была расстреляна.

Об этом и мать, и крестная знали, но деваться было некуда.

Они тащили санки с иконой мимо немецких постов, мимо лающих овчарок.

Зоя Сергеевна запомнила и немецких овчарок, и самих немцев с автоматами, и оглушительный страх, который испытывали и она, и крестная, и мать, когда немцы направляли свои фонари на них, но – странно! – так и не остановили, словно и не видели их.

Что это, если не чудо?

Икона вместе с двумя женщинами и девочкой-ребенком прошла мимо всех немецких патрулей с овчарками…

Потом икона стояла в землянке.

И еще одно было чудо от нее.

Мать пошла поискать еды, и вот уже наступила ночь, а мать все не возвращалась.

Крестная велела тогда Зое Сергеевне стать на колени перед иконой и молиться.

И сама встала рядом.

Тогда и увидела восьмилетняя Зоя Сергеевна иконный лик Богородицы, проступивший из темноты иконной доски.

Потом оказалось, что мать задержали немцы, приняли за партизанку и решили, как она потом рассказывала, расстрелять ее. И мать ждала расстрела и, вспоминая их, молилась, но тут ее увидел немецкий офицер, который часто бывал в блиндаже рядом с их землянкой.

– Нет! – сказал он. – Она не партизанка… Она живет в землянке с детьми.

И мать отпустили.

Я слушал этот бесхитростный рассказ Зои Сергеевны, стоявшей у могильной оградки, за которой лежали съевшие отравленную немцами крысу дети, и думал о том, что и уходя в землю, икона, явившаяся из церковной стены в горящей Шлиссельбургской крепости, продолжала творить великие чудеса.

А потом, как рассказала Зоя Федоровна, всех их посадили в вагоны, в которых возили торф, и повезли в Псков.

Здесь, в концлагере они и дождались конца войны, а когда вернулись назад, на месте землянок нашли только руины. Иконы уже нигде не было. Более упоминаний о Шлиссельбургском образе Казанской иконы Божией Матери обнаружить пока не удается.

Можно по-разному относиться к трактовкам нынешнего праздника Казанской иконы Божией Матери, которые сочиняют различные политики, но независимо от тех глупостей, которые порою звучат, неизменной остается высокая духовная наполненность праздника.

Такое ощущение сейчас, что, подобно девочке Матроне, дочери казанского стрельца, мы стоим среди углей братоубийственного пожара Октябрьской революции и ельцинского Дня согласия и примирения с бесстыдным ограблением всей России…

И вот среди черных углей – завернутая в вишневое сукно икона.

Это и есть нынешний праздник.

Это уже не только праздник иконы.

Это праздник-икона, неведомо каким чудом явившийся нам посреди разгула русофобии.

Этот праздник подобен той иконе, которая была обретена на казанском пожаре. А сами мы подобны пожилому священнику Ермолаю, поднявшему эту икону из углей.

И сумеем ли мы превратиться из Ермолаев в Гермогенов, зависит не только от обретенной Божиим чудом иконы-праздника, но и от нас самих, от нашей веры в возможность спасения и обретения России!

И когда смотришь на бронзовых солдат, вставших в развалинах храма Иоанна Предтечи, понимаешь, что есть некий высший смысл в том, что сейчас с днями 70-летия победы в Великой Отечественной войне сливается 400-летие Шлиссельбургского чудотворного образа иконы Казанской Божией Матери.

Казанская икона из огня возникает и в огонь уходит, разойдясь по чудотворным спискам…

Шлиссельбургский список возник из каменной стены и исчезает в убогой военной землянке, но кто знает – может быть, и он возвратится из какого-то пока еще неведомого нам укровища.

Вот и завершается наша книга о героической обороне Шлиссельбургской крепости, которую немцам не удалось одолеть, потому что стены ее, сложенные из семи веков русской истории, оказались прочнее, чем мощь немецкой артиллерии и авиации…

21 ноября 2010 года в крепости Орешек города Шлиссельбурга зазвучало церковное пение. Падали с серого неба снежинки, ледяным холодком тянуло с Ладоги, на развалинах храма Рождества святого Иоанна Предтечи состоялась первая за последние 90 лет литургия. Совершили ее недавно назначенный настоятелем храма Рождества Иоанна Предтечи игумен Евстафий (Жаков) и иеромонах Украинской православной церкви Московского патриархата Гавриил (Коневиченко).

За спиною игумена Евстафия (Жакова) уже три поднятых из руин храма: храм Иоанна Предтечи в Старой Ладоге, храм Петра и Павла в Знаменке, храм святой равноапостольной княгини Ольги в Михайловке. Еще два храма возрождены им в Карелии.

Храм Рождества Иоанна Предтечи в Шлиссельбурге – уже шестой в этом списке.

Не так уж и много найдется в России мест, подобных этому продутому студеными ладожскими ветрами островку…

Петр I переименовал вставшую в истоке Невы крепость в Шлиссельбург – «ключ-город», объявляя тем самым, что этим ключом он открывает для России выход к Балтийскому морю.

Однако новая, придуманная Петром I профессия крепости оказалась ненужной русской истории, потому что не прошло и полгода, как сломан был сам шведский замок. В устье Невы тогда началось строительство Санкт-Петербурга, и хотя Шлиссельбург укреплялся все эти годы, никакого участия в боевых действиях он уже не принимал.

Прошло более полутора десятков лет, прежде чем Петр I решил употребить свой «ключ» в тюремных целях.

Переход от воинской доблести к новой специальности нелегко дался старинной русской крепости, и в скрежете тюремного ключа различается нечто большее, чем обыкновенное лишение свободы.

А «город-ключ» продолжал скрежетать, смыкая несмыкаемое, и племянница Петра I, Анна Иоанновна, заточила в крепость членов Верховного тайного совета, которые избрали ее на царство, – братьев Долгоруких и князя Дмитрия Михайловича Голицына. Узником Шлиссельбурга стал потом и любовник Анны Иоанновны, курляндский герцог Эрнест Иоганн Бирон, сделавшийся после ее кончины регентом при четырехмесячном императоре Иоанне VI Антоновиче.