Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945

Аэродром, как островок в море, раскинулся в донских степях. Строили его основательно в начале тридцатых под руководством немецких специалистов. Сейчас здесь базируется дивизия ночных бомбардировщиков ИЛ-4 (ДБ-ЗФ) полковника Бровко.

В последнее время повадились сюда ходить стервятники-одиночки. Наши машины вернутся с задания, начнут снижаться, прожектора полный свет дают на посадку, а они нашим в хвост пристроятся, дадут по машине очередь, сбросят осколочные бомбы и на бреющем домой. Так несколько машин нам сожгли.

Пузатые, как саранча, Илы образовали эллипс на зеленом поле, прочерченном взлетной бетонкой. На этом эллипсе мы и установили свои пушки. На противоположной стороне, примерно метрах в пятистах, свои пушки поставил Игорь Александров.

Весна выдалась щедрая на солнце и дожди. Ни палатки, ни землянки не могли спасти солдат от вселенского потока. Все ходили насквозь мокрые да вшивые. Еще раньше, в Ельце, все завшивели. Всех чесотка одолела, никаких сил справиться с этим злом не было. Но вот пришла машина с батальона с врачом Ниной Петровной Макеевой. Поставили железные бочки, и давай белье жарить. Кому рукав, кому подол, а кому и весь комплект белья сожгли.

Все помылись в палатке, надели чистое белье, повеселел народ.

Не успели окопаться, как на батарее появился подполковник, заместитель командира дивизии.

– Во избежание неприятностей открывать огонь будете только по нашей трассе с командного пункта. Без нашей команды огня не открывать!

С батареи хорошо виден горб землянки – КП с установленным наверху зенитным пулеметом.

После Ельца аэродром – как райские кущи. Тишина круглые сутки. Тишина непривычна, она давит на виски, на уши, на глаза, на каждый нерв. И только вечером, когда солнце сваливалось за горизонт, приходили автобусы, и степь оживала. К машинам шли пилоты, штурмана, радисты, стрелки. Рокот моторов будоражил тишину. С командного пункта подавали ракету, и машины одна за другой уходили в далекий рейс.

Батарея окопалась обстоятельно. Орудийные дворики, землянки – все построено умело, грамотно, мне отдельную землянку соорудили. Это все заслуга моего помощника старшины Василия Бредихина. Ему тридцать лет, служил еще до войны, опыт армейской жизни у него богатый. Я внимательно слежу за ним, учусь у него житейской мудрости, знаю твердо, что он меня никогда не подведет.

Мне интересно наблюдать за поведением солдат. Однажды постелил на край окопа, на бруствер, фанеру и разбираю револьвер – решил почистить. Рядом на снарядных ящиках, почесывая мокрый от жары живот, лежит сержант Исаев и философствует.

– Ну и жизня здеся, товарищ лейтенант, прямо санатория, сколько дней стоим, и ни одного выстрела не сделали. По правде говоря, не думал я, что мы оттудова живыми выберемся. – Рыжая, вся в конопатинах физиономия полна блаженства. – Вот посмотрите на Кравцова, как он раздобрел, поди домой возвернется, его старуха и не признает. А бабы скажут: смотри, Анюта, нарком какого красавца из твоего хрыча сделал!

– Ты все брешешь, Исаев! – беззлобно сказал подошедший Кравцов.

Исаев пришел на батарею из госпиталя после ранения и был назначен первым наводчиком, молодой, расторопный сержант, с медалью «За отвагу» на гимнастерке. Кравцов – второй наводчик, он солдат последнего набора, выглядит молодцевато – высок, строен, крепкие крестьянские руки.

– Вопрос к тебе один есть, – обращается Исаев к Кравцову, – скажи, пожалуйста, что такое ПВО?

– Известно что, противовоздушная оборона.

– Ну я так и знал, темнота ты деревенская, – тяжело, со вздохом посочувствовал Исаев, – это значит: пока воюют, отдохнем.

Солдаты прыснули со смеху. Особенно пронзительно и голосисто смеется младший сержант Николай Шкуренко. Он бывший партизан, воевал у Ковпака, был ранен, его самолетом вывезли в Среднюю Азию, а после госпиталя прибыл ко мне с разбитой кистью правой руки. Исаев все свое несет, потешается над стариком.

– А теперь ты скажи мне, Кравцов, что такое ВНОС?

– А это воздушное наблюдение, оповещение и связь, – четко отвечает Кравцов.

– Эх, Кравцов, Кравцов! Долго еще тебя отесывать надо. Запомни: ВНОС – это война нас обойдет стороной. Ясно?

Однажды сижу в землянке, пишу письмо своей подруге однокласснице Амине Араслановой. В землянку просунулась голова Кравцова.

– Товарищ лейтенант, командир едет!

Я выскочил из землянки. Огибая зеленое поле аэродрома, идет полуторка, оставляя за собой черный шлейф. Машина издавала такой треск, словно ломали старинный дубовый шкаф. Я рапортовал командиру, глядя на красные прожилки, избороздившие молодое лицо, и синеву под глубокими голубыми глазами майора. От командира несло винным перегаром. Майор обошел батарею, дал вводную для первого орудия. Проверил наводку, затем молча пошел к машине. Я шел рядом. Остановившись у машины, майор смерил меня с ног до головы, увидел мои прищуренные глаза и, наверное, подумал: сопляк какой, а смотрит, словно я задолжал ему. Крепко сжал зубы, отчего его рот неестественно скривился, а желваки заходили на скулах, и с нескрываемым озлоблением процедил:

– Ты у меня, Протасовский, смотри!

Погрозил пальцем под самым моим носом и сел в машину. Черный шлейф дыма снова опоясал аэродром.

Свою карьеру майор Л. начал с кавалерии. Образование его было весьма низкое, несколько классов сельской школы, но он, похоже, был хорошим кавалеристом, остался на сверхсрочную службу и служил стране верой и правдой. Дослужился до капитана. Началась война, и с новым назначением получил звание майора. Кавалерия была кузницей командирских кадров Красной Армии. Высокий, красивый, с вьющейся шевелюрой, он горделиво сверкал никелем блестящих пряжек на новых ремнях.

Ночь. Облака низко плывут над землей. В просветах то и дело появляется луна. Наполнит землю желтым сиянием и снова спрячется за облака. Степная ночь настояна на крепком растворе тишины. Весь мир вокруг спит глубоким сном. До солдатского уха доносится звенящий рокот мотора.

– К бою! Тревога! – Все расчеты заняли свои места. В разрыве облаков появляется силуэт «мессершмита». Взяли цель в перекрестие. Ведут. Ждут команды. Новое облако скрывает цель. Солдаты волнуются, со всех орудий кричат: «Товарищ лейтенант, почему нет команды?» И тут же раздались разрывы бомб. Наконец появилась долгожданная трасса с КП. Полоснули зенитки в небо вслед проходящему самолету. А тут новая цель появилась. Идет тем же курсом. Перенесли огонь на нее. Но облака! Они снова начисто закрывают небо, а вместе с ним и самолет.

Утром выяснилось, что на КП замешкались, не могли понять, чей самолет. Упустили стервятника. А вторым самолетом шел наш ИЛ-4, возвращался с задания. Его не ждали и встретили огнем. Два бронебойных снаряда ему пришлось принять. Один в маслобак, другой в шасси. Шасси заклинило, и пришлось ему сесть на пузо на ложном аэродроме. Экипаж, к счастью, не пострадал. Через день мимо наших пушек трактор протащил самолет в ремонтные мастерские, в огромный ангар, стоящий в нескольких километрах от взлетного поля.