Александр Журавлев - Рассказы о героях

Демобилизовавшись из армии, Чумаков вернулся в село Черкассы. Земляки избрали его председателем колхоза. На этом посту он проработал более десяти лет. В начале 1954 года трудящиеся Саракташского избирательного округа оказали Г. Т. Чумакову высокое доверие, послав его своим депутатом в Верховный Совет СССР.

1960 г.

Герой Советского Союза

Борис Иванович Юркин

…После занятий друзья некоторое время шли вместе. Николай Беляев спросил Юркина:

— Скажи, Боря, ты с душой пошел в техникум? Неужели тебе серьезно нравится профессия железнодорожного строителя? Я, к примеру, в железнодорожный потянулся за дружками, не хотелось расставаться с ними…

Борис, улыбаясь, неторопливо ответил:

— Школьная дружба — дело хорошее и ею дорожить надо. Но не может же быть всем нам по душе одна профессия. Есть у каждого человека свое заветное, стремление к своей цели, к любимому делу. Я мечтал стать железнодорожником. Может быть, это у меня в крови. Дед мой, отец, дядя — все были железнодорожниками.

Шли годы напряженной учебы. Настал день выпуска. Вручили Борису диплом путейца-строителя.

Работал он с огоньком, с увлечением. Заслужил почетное звание стахановца.

Однако работать долго не пришлось. Вскоре Борис был призван в Советскую Армию. Шла война с белофиннами.

Стояла суровая зима. Вокруг — заснеженные озера и леса, с засевшими на деревьях «кукушками» — вражескими снайперами. Бездорожье, короткие дни и долгие ночи требовали особой выносливости, закалки, умения ходить на лыжах. По первоначалу Борису пришлось на фронте туго. Выросший в степном Оренбуржье, он плохо ориентировался в лесу. Но потом освоился. Как лучший лыжник попал в разведывательное подразделение. Ходил в разведку, бегал связным с донесениями. На Карельском перешейке Борис понял — тяжел солдатский груд, многое нужно постигнуть, чтобы стать настоящим воином.

Закончилась война с белофиннами. В один из сибирских городов прибыла часть, в которой служил Юркин. Все шло хорошо. Но не удалось Борису мирно дослужить действительную.

В погожее июньское утро сорок первого года на нашу Родину с запада нагрянула коричневая орда. Она расползалась механизированными колоннами по дорогам Молдавии, Украины, Белоруссии, Прибалтики, сея смерть и разрушения…

Комсомолец Юркин обратился к командованию с просьбой послать его в Действующую армию. Ему отказали:

— Подождите. Не пришел еще ваш черед…

…В лесах юго-восточнее Невеля заканчивала сосредоточение стрелковая дивизия. По лесным корявым дорогам, затянутым лужицами весенних талых вод, переваливаясь с боку на бок тащились машины. Во всех направлениях от штабных землянок деловито сновали мотоциклисты-связные. Саперы, орудуя топорами и пилами, заканчивали строительство командно-наблюдательных пунктов. Связисты, как пауки, опутывали высокие сосны проводами. Артиллеристы тщательно укрывали ящики с боеприпасами. Напряженная работа кипела в штабах частей. Дивизия готовилась к наступлению.

Шло пополнение. С одной из групп прибыл сюда и сержант Борис Юркин. Он быстро освоился с фронтовой жизнью. Стал командовать отделением в роте автоматчиков старшего лейтенанта Василия Шапошникова. Через два-три дня знал всех солдат отделения. Юркин сразу пришелся по душе бойцам. Всегда подтянутый, бодрый и веселый сержант являл собой пример для них. Сам хорошо владея оружием, твердо зная воинскую службу, он умело обучал подчиненных, готовил их к боям.

Однажды на привале к Юркину, сидевшему на пеньке, подошел высокий, слегка сутуловатый боец.

— Ну как, сибиряк, — сказал он, — привыкаешь к новым местам? Как-никак с востока на запад на сотни верст перемахнули. Я ведь и сам из тех просторных мест.

Солдат попросил закурить.

Борис дал, спросил:

— Откуда будешь?

— Оренбургский я. Может, слыхал про Оренбург? Город известный. У Бориса от этих слов дух перехватило. Он вскочил на ноги, крепко пожал руку солдата:

— Выходит, мы с тобой земляки, из одного города, браток! Как фамилия-то твоя? Где живешь в Оренбурге?

— Волков Петр Васильевич. Живу на улице Чичерина.

Юркин с Волковым отошли в сторону, присели на бревно, задымили цигарками. Без конца задавали друг другу вопросы: кто остался дома, что пишут? Юркин говорил:

— Отец у меня умер. Мать Пелагея Степановна в Оренбурге. Похварывает частенько. В летах уже, а крепится. На днях получил от нее письмо. Пишет, что брат мой Евгений — танкист, воюет. Младшая сестренка Вера тоже на фронте. В общем, всей семьей против Гитлера ополчились.

Борис поведал, где учился, кем работал до армии, как воевал с белофиннами, а потом, положив руку на плечо Волкова, весело сказал:

— Теперь, Петр Васильевич, вместе будем колотить фрицев. Все как-то легче на душе, когда рядом земляк.

— Конечно, приятно, и говорить нечего. Как по батюшке-то тебя величать?

— Ивановичем. Да ни к чему это. Зови Борисом, меня везде так дружки звали.

С каждым днем жарче припекало солнце. В минуты затишья, когда еле-еле доносились далекие артиллерийские залпы, Юркин останавливался возле землянки и подолгу любовался нарядными кустами рябины и можжевельника, литыми медными стволами сосен и темно-зелеными елями. Слушал биение живого леса. Полной грудью вдыхал чудодейственные запахи разноцветья. И каждый раз замечал сидящего на чурбаке Трофима Ильина, занятого починкой сапог или гимнастерок.

Так было и в этот раз. Юркина тянуло к деловитому солдату, хотелось переброситься с ним парой слов.

— Красотища-то какая, Трофим, — восхищался Борис, — прямо как в сказке, того и гляди леший выглянет. Тишина, как будто бы и войны нет. Хорошо тут, ничего не скажешь. А у нас, в Оренбуржье, все же лучше. По душе мне степной край. Ни на какое другое место его не променяю.

Ильин слушал, вздыхал:

— Оно так, каждый свое хвалит. Главное — Гитлера доконать да самому уцелеть, а места для жилья и работы везде хватит.

В один из июньских дней 1944 года леса вокруг Невеля ожили. Урчание моторов, перестук колес, команды заглушили птичьи голоса. 6-я гвардейская армия, как и другие армии 1-го Прибалтийского фронта, начала наступление.

Тусклый рассвет, пронизанный сеткой мелкого дождя, огласился мощным гулом артиллерийской подготовки. Над головами бойцов потянулись на запад одна за другой группы «илов». В рощах, прикрывшись зеленью, затаились готовые к броску танки.