Вадим Пархоменко - Вдалеке от дома родного

. — Ничего себе «немного»! Чуть глаза не повыцарапал да и нос набок. А Матвея задушил почти. Еле мы тебя скрутили.

— Ты вот что, Петя: прости меня. Хочешь — тоже по носу дай. И дружку своему скажи, местному: просит, мол, Юрка Талан прощенья.

— Да ты что, Талан! Какое прощенье! Если б я белены нажрался, то неизвестно еще, чего бы натворил! Тут у каждого в голове затмение получится. И как это вас угораздило?

— Откуда мы знали, что это белена? Попробовали — есть можно. Рудька говорит: наверное, мак дикий, сибирский. И коробочки, и семена в них на мак похожи, только в уменьшенном размере. Ну мы и…

— Ладно, Талан, хватит про эту отраву. Одного не пойму: чего тебе фашисты примерещились?

Юрка помрачнел, потер лоб и сказал тихо:

— Не знаю… Оттого, может, что думаю о том, что они творят на земле нашей! Подушил бы их всех своими руками!.. Мать в блокаду умерла, а недавно они отца убили… Даже во сне ненавижу их!

— А у меня брат погиб. В танке сгорел, — сказал Петька. — Я этих гадов тоже бы… Только не руками — противно….

С этого разговора началась дружба Петьки Иванова с Юркой Талановым. И крепла она день ото дня.

На правах старшего Талан взял Петьку под свое покровительство. Он вступался за него не только перед ребятами, но и перед воспитателями. Он был трудолюбивым парнем, честным, с открытым сердцем, и если кого о чем просил, ему не отказывали.

Как–то утром, когда ребята толклись в коридоре и на лестнице в ожидании команды на завтрак, Талан отозвал Иванова в сторонку:

— Сегодня после завтрака большой аврал намечается. Слышал? :

— Слышал. Клопов будем кипятком шпарить.

— А мне велено сено из колхоза возить. Десять возов нам дают. Хочешь со мной? За один день, конечно, не управиться. И учти: работенка не из легких, вилами намахаешься. Зато на приволье!

Петька обрадовался. Клопы — гадость, а сделать десяток ездок за душистым сеном и каждый раз возвращаться, сидя на самой верхотуре воза, — разве это не удовольствие?

— Спасибо, Талан, — сказал он. — Но отпустят ли меня?

— Отпустят. Я уже договорился.

…Генеральная уборка началась часов в десять. Работали здорово. И весело. Смех, шутки разносились по всему интернату. С хохотом и грохотом тащили мальчишки деревянные топчаны, расставляли их по двору, бегали на кухню за крутым кипятком и щедро выплескивали его на свои дощатые ложа.

— Да не носитесь вы как угорелые! Ошпаритесь! — беспокоилась Мария Владимировна.

Девчонки тем временем, вооружившись голиками и тряпками, усердно терли и мыли полы в коридорах и комнатах.

Когда Талан и Петька привезли первый воз сена, генеральная уборка была еще в разгаре; когда сваливали пятый, ребята уже вносили топчаны обратно, а посудомойка — мать Жана Араюма — кричала из дверей кухни: «Мальчики-и! Убедать!..» — она всегда так смешно звала на обед.

Талану и Петьке предстояло сделать еще пять ездок. Наскоро пообедав, они снова забрались в телегу и отправились в путь.

Мерин неторопливо трусил по мягкой от пыли наезженной дороге, пригревало солнце, и все вокруг было тихо и спокойно. Клонило в дрему.

Подъехав к стогу, с которого брали сено, решили с полчасика соснуть, а уж потом со свежими силами взяться за вилы.

Выпрягли коня, спутали ему ноги, надергали сена и улеглись под стогом с теневой стороны.

Назойливо стрекотали кузнечики, два степных орла величаво плыли в высоком небе, то расходясь в разные стороны, то вновь сближаясь; от земли шел пряный дух, и ребятам было хорошо и блаженно.

— Тишь–то какая! — воскликнул Талан. — Даже не верится, что война где–то…

— «Рвутся снаряды, строчат пулеметы…» — вполголоса пропел Петька.

— Ты чего?

— Так. Вспомнилось… — Иванов зевнул, повернулся на бок и закрыл глаза. Сон теплой волной накатывал на него. — А войне скоро конец. Фашистов–то повсюду погнали, — пробормотал он, засыпая. — Вон уже и Белосток наши взяли, и Брест…

— А Гитлера, наверно, в клетку посадят, — мечтательно, сонным голосом проговорил Талан. — Или как, по–твоему?

Но Петька ему не ответил. Он уже спал, и легкий ветерок тихонько шевелил его выгоревшие на солнце волосы.

Вскоре уснул и Юрка.

Черный мерин появился из–за стога, глянул на спящих ребят умными, добрыми глазами, постоял–постоял, словно обдумывая что–то, затем лениво обмахнулся хвостом, тяжело скакнул два раза в сторону и тоже лег.

Проснулись друзья, как и заснули, почти одновременно. Глянули на небо — и ахнули: солнце уже садилось. Сена старались взять побольше: понимали, что сегодня им уже сюда не возвращаться — поздно будет. Работали так, что, несмотря на предвечернюю прохладу, изрядно взмокли.

Пока впрягали в телегу Ночку, совсем свечерело, на потемневшем небе проклюнулись первые звезды.

Устроившись поудобней на душистом сене, Талан подобрал вожжи, причмокнул и весело крикнул: «Н-но, родимый!»

Хорошо отдохнувший мерин чуть напрягся, тронул воз с места и уверенно потянул его знакомой дорогой к дому.

Темнело все больше. Небо из серо–синего стало сине–черным, и уже не отдельные звездочки, а целые звездные миры смотрели сверху на припозднившихся ребят. Всходил месяц, в селе полаивали дворняги и тусклыми огоньками керосиновых ламп светились окна изб.

Сорвалась и покатилась по небу звезда, потом еще одна, еще…

— Звездопад, — сказал Петька. Голос его прозвучал тихо и глухо. — Старые люди говорят: когда человек умирает, то с неба падает звезда, а когда рождается — загорается новая. Только я ни разу не видел, как появляются звезды, а эти вот падают и падают… Наверное, где–то гибнут сейчас наши солдаты в бою, гаснут их благородные сердца…

— Красиво ты говоришь, — отозвался Талан, — будто легенду рассказываешь. Только заупокойно как–то.

— Не спеши! Я не договорил еще. — И Петька продолжал: — Падают звезды, но их не становится меньше. Смотри, сколько их сияет! Значит, встают новые бойцы и нет им числа!..

— Я с призывниками говорил, — сказал вдруг Талан, — из местных. Сейчас берут в армию семнадцатилетних. А мне семнадцать через два года только будет… — Он вздохнул, натянул вожжи и крикнул: — Тпррру! Слезай, приехали!

Разгружать сено в темноте не стали — могли друг друга вилами задеть, а свалить воз, перевернув телегу, самим было не под силу.

Выпрягли лошадь, поставили в конюшню и направились на кухню: хотелось есть, а на ужин опоздали.

В коридоре встретили Марию Владимировну.

— Где вы пропадали, мальчики? Почему так поздно? — спросила она встревоженно. — Вас уже искать хотели!..

— Колесо в колдобину попало, воз опрокинулся, — сочинил на ходу Петька.

— Пришлось повозиться, — горячо поддержал его Талан.

— Вы не все сено перевезли?