Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

— Может, это не столько смелость, — скромно заметил доктор, — а запальчивость. Я по моему сыну Юрию замечаю: что–то его возмутит — как спичка вспыхнет!

— Сына придержите, чтобы не последовал примеру несчастного Семёнова, — встревоженно предупредил Бесперстов. — Пусть уж потерпит до общего выступления.

— Пришлите сына ко мне, — попросил капитан Толубинов. — Я ему разъясню…

Зверянский поблагодарил. Вскочив со стула, возбуждённо заходил по комнате.

— Я сам, господа, едва терплю! О, первый, в кого я с радостью… я не боюсь это сказать — с радостью! — всажу пулю… мой постоялец комиссар! Вчера он позволил себе такое…

— Требовал денег? — спросил Бесперстов.

— Что ему деньги? Тут пострашнее. Тут — философия!

— Философия — это хорошо, — сказал капитан тепло, как говорят вежливые люди о чём–то дорогом для собеседника. — Плохое в другом, в том, что мы часто недооцениваем противника. Комиссары, они — дошлые. А вы — прямой человек. Заспорите с ним по философскому вопросу: ваша ненависть и прорвётся. Он поймёт в вас врага. А нам сейчас очень пригодилось бы ваше с ним приятельство. Ведь что сейчас самое страшное? Донос. В этом случае комиссар мог бы проговориться вам, и мы успели бы изменить план…

Доктор остановился, размышляя. Произнёс с уважительной вескостью:

— Вы, безусловно, правы, господин капитан! Я с готовностью подчиняюсь военной дисциплине. Всё, что в силах человека, будет исполнено!

На Шестом разъезде в будке путевого обходчика собралось руководство заговора. Выступили Бесперстов, купец Усольщиков, поручик Олег Кумоваев, другие. Дела обстояли так.

Мужчин, вполне способных владеть оружием, включая тех, кто побывал на фронте, насчитывается в городе примерно две тысячи. Около половины согласилось участвовать в деле.

Красногвардейцев насчитали четыреста двадцать. У них два станковых и три ручных пулемёта. У многих, помимо винтовок, — револьверы, гранаты… А у кузнечан с оружием плохо.

Были собраны деньги. Верные машинисты, по поручению Бесперстова, закупают оружие в Пензе, в Самаре, на разных станциях. Привозят тайком, в

тендерах паровозов.

Через Кузнецк проезжают солдаты, возвращающиеся с фронта, охотно продают оружие. Но капитан Толубинов настрого запретил покупать его на

станции Кузнецк, так так это наверняка стало бы известно красным.

Поручик Кумоваев сообщил: в настоящий момент у заговорщиков в наличии чуть более трёхсот стволов. Из них винтовок — шестьдесят две, охотничьих ружей — сто три; остальное — револьверы. Ещё пятьсот человек будут вооружены только ножами, топорами, заточенными лопатами.

Помещик Осокин высказал своё мнение:

— Надо доставать ружья. Выступать не раньше, чем недели через две.

Его поддержал бухгалтер Билетов:

— Куда, господа, с револьверами против винтовок, пулемётов? Я невоенный, но, знаете, это–то понимаю.

— А между тем, господа, — мягко, будто соглашаясь, сказал капитан Толубинов, — стоящая перед нами задача совершенно разрешима при наших возможностях. Разумеется, перевес красных в огневой мощи, в количестве и качестве вооружения значителен. Но мы не собираемся сражаться с ними в поле…

Он изложил план. Красногвардейцы расположились на постой в ста семи домах, в среднем по четверо в доме. Нужно выбрать момент, когда подавляющее большинство их будет находиться по квартирам. Возле каждой должна оказаться боевая группа в шесть–семь человек. Другие группы, некоторые числом до десяти боевиков, займут тактически важные пункты на площадях, перекрёстках, на крышах домов, откуда открывается большое простреливаемое пространство. По общему сигналу, кузнечане бросятся истреблять красных.

— Ох, и деловая голова! — воскликнул купец Усольщиков. — Сразу видать героя войны! Приказывай, братец, веди нас: победим вчистую.

Попросил внимания бывший пристав Бутуйсов:

— Надо очень серьёзно отнестись, господа, к назначению руководителей групп. И спешить, спешить! Не хочу говорить о предательстве — ну, а ненароком сорвётся у кого с языка?

— Вполне может иметь место-с, — подтвердил Василий Уваровский.

— Готов хоть сегодня к восстанию! — заявил Григорий Архипович Кумоваев. — У меня двустволочка бельгийская: триста патронов к ней зарядил картечью.

Капитан Толубинов, придав голосу приятную взволнованность, с видом, будто объявляет то, что имели в виду все выступавшие, сказал:

— Лучшее время — Пасха! Через три дня.

Собравшиеся оживлённо заговорили. В самом деле, никто не удивится, что спозаранок будет много людей на улицах — идут в церкви. Самый удобный момент для начала действий: семь утра. Уже разойдутся по квартирам ночные

патрули красных. Часовые, которых ставят на ночь на перекрёстках и площадях, покинут посты. А до поверки, когда все красногвардейцы повыбегут из домов, останется ещё полчаса.

— Сигнал — набат! — уведомил поручик Кумоваев. — А чтоб по ошибке своих не побить: все наши будут с непокрытыми головами.

— Этого маловато, — возразил купец Усольщиков, — в эдакую минуту и красным будет не до шапок.

— Хорошо, — сказал поручик, — мы ещё рукава засучим по локоть!

Зверянского, несмотря ни на что, тянуло к постояльцу, Александр Романович объяснял себе, что общается с ним «ради дела». В тот день, когда доктор побывал у Бесперстова, он предложил Костареву сыграть в преферанс.

— Вот уж увольте! — отказался тот. — Никогда не представлял себя в роли картёжника.

Не привлёк его и бильярд.

— А что, если в шахматы?

Шахматы — штука достойная, но, пояснил Костарев, требует слишком большого напряжения ума. А он не может позволить себе умственного отвлечения. Доктор кивнул: понятно — комбинации… Шашки, пожалуй, подошли бы — обронил постоялец — да и то: поддавки.

— Поддавки?

— Угу, в этом легкомыслие, а оно способствует поворотам мышления.

Они играли в поддавки, беседовали. Костарев рассуждал о том, что не зря в русской философии, в искусстве развиваются предположения о тайном и великом значении Тибета для будущего России. К сему пытались приобщить царя: дальнейшее показало, насколько это было безнадёжно… Трусливые ренегаты не выносят высокого, используют власть, чтобы сковать вокруг силу духа, волю, порыв.

Тогда как власть должна быть… романтичной! Всей мощью государства с решимостью необыкновенной утверждать образ волшебного Беловодья!

Костарев деловито сообщил доктору, какие в скором времени прокламации будут распространяться среди крестьян: «А хоть бы приди в ту страну с одним топором да в лаптях, через полгода ты в пятистенной избе в два яруса. Будешь в смазных сапогах при десяти конях. Коров опять же двадцать да овец сто голов. На обед у тя — щи с мясом, сало жареное, а на воскресный обед — гусь. А пироги с яйцами в той стране едят во всякое время как семечки».