Галина Василевская - Прощай, Грушовка!

— Скорей бы прогнали. — Она вынула из кошелки термос. — Это совсем не обязательно прятать.

— Что ты! Термос нужен Вите. Он его в лес возьмет!

— Мал еще по лесам таскаться.

К Вите часто заходили Элик и Толик. Они садились в углу и тихо разговаривали. Ребята мечтали о том, как их примут в партизанский отряд и они станут бить фашистов. Славку я уже давно не видела. Когда я спросила, где он, Толя ответил, что Славка уехал в деревню к бабушке. Я никогда от него не слышала о бабушке, которая жила в деревне. Потом я увидела его на улице с забинтованной шеей.

— Славка, что с тобой?

— Свинка. Вот здесь больно. — Он показал рукой чуть ниже уха и скривился.

— При свинке ничего не болит, просто опухает шея и от больного можно заразиться.

— У меня незаразная свинка. Хотя заразила меня свинья. — Слово «свинья» он произнес многозначительно. — Передай Вите, что мне нужно его видеть.

И он пошел, насвистывая, небольшого роста, с высоко поднятой головой.

Когда я передала Вите его просьбу, он, не ужиная, помчался к Славке.

А вернувшись, сказал с завистью:

— Люди настоящими делами занимаются.

Я усмехнулась:

— У Славки «настоящее дело» — болеть свинкой.

— Много ты знаешь! Нет у него никакой свинки. Он ранен.

Изредка к маме приходили заказчицы. Правда, заказы были совсем не такие, как до войны. Тогда шили наряды из дорогих тканей. Теперь несли перешить или перелицевать платье, юбку. И разговоры у них были другие, не такие, как до войны.

— Ой, Валюша! — плакалась худая, с бледным лицом женщина. — Что это делается вокруг, конец света! — Она наклонилась к маме и тихонько, чтобы даже стены не слышали, шептала: — В начале месяца всех заключенных вывезли из тюрьмы за город и расстреляли.

— Неужели это правда? — ужаснулась мама.

— Правда. Мой сосед был арестован. Жена понесла ему в тюрьму передачу. У нее, как и у всех, в этот день передачу не приняли и предупредили, чтоб больше не приносили. Там, возле тюрьмы, и узнала обо всем.

Отец поманил меня пальцем. Чтобы мама ничего не слышала — она сидела за швейной машинкой, — он шепотом попросил:

— Сходи, доченька, купи газету, только свежую, вот деньги возьми. — И сунул мне в руку легкую белую монетку.

Когда мама увидела в руках у отца газету, она не выдержала:

— Десять пфеннигов на ветер выбросили!

— В Минск прибыл Розенберг, германский рейхсминистр. Я же должен знать, что ему здесь надо?

— Так тебе и напишут.

— Напишут. Можно читать между строк. — И отец начал читать: — «Город в праздничном наряде». — Отец усмехнулся: — Хорош «праздничный наряд»! Кирпич да камни от города оставили, нарядили, ничего не скажешь. Пять домов сохранились — и те фрицы заняли. Нет, ошибся, один — битком набит белорусами, тюрьма. Это ж надо, чтоб тюрьма осталась.

— Ну, разошелся, — сказала мама, — не читай дальше.

— Как это не читай? А за что мы десять пфеннигов отдали?

В это время постучали в дверь: тук-тук, пауза и снова тук-тук. Я вскочила из-за стола и побежала открывать. Витя всегда так стучал, подавал знак: свой идет.

С Витей пришел Толя Полозов. Вид у обоих очень торжественный, не такой, как обычно. Я сразу это заметила. Казалось, они сообщат нам сейчас такое, от чего все мы ахнем. Но они почему-то молчали. Толя поздоровался. А Витя сказал мне:

— Закрой дверь на замок.

Мог бы и не говорить. Как будто я сама не знаю, что дверь все время надо держать на замке.

Хлопцы сели за стол, отец сказал, обращаясь к ним:

— Вот свежая газета. Тут сообщается о прибытии в Минск одного из фашистских заправил, рейхсминистра Розенберга. Рейхсминистр рассуждает здесь о том, что на протяжении пяти веков его народ жил в стесненных обстоятельствах, как в этой тесноте развивался мещанский дух и непонимание великих исторических идей. Этому-де теперь должен быть положен конец. Тесно вам, — пробормотал отец, — нужно занять дом соседа. Так получается? А соседа куда? Ага, вот слова из речи министра: «Понятие «Россия» больше не будет существовать в его старой форме… Мы сделаем этот край процветающим! Сделаем из него то, чего ждет от нас Адольф Гитлер!» Ну, вот, а вы говорили, ничего не напишут. Фрицам тесно, а Россия большая…

— Ну о чем ты говоришь? — возмутилась мама. — Ребенок же слушает. Опять спать не будет от страха.

— Ничего, ночь не поспит, глупее не станет.

Пока отец читал, Толя слушал его внимательно. Витя же раза два поднимал глаза на Толю и поторапливал его тихо:

— Давай!

Толя загадочно улыбнулся. Когда отец закончил комментировать речь германского рейхсминистра, он снял шапку, вынул оттуда бумагу, развернул ее и разгладил рукой. Вначале я подумала, что это листовка, но бумага была в два раза больше листа из школьной тетради. Тихо, с непривычной торжественностью Толя стал читать:

— «Партизан! Ты видишь, на фронт тянутся вражеские эшелоны с солдатами, боеприпасами и техникой! Взрывай железнодорожное полотно, мосты, пускай под откос составы — и ты приблизишь наступление Красной Армии. Видишь телефонный кабель — уничтожай его, прервешь связь — вызовешь замешательство противника.

Ты слышишь: по твоей стране маршируют солдаты и офицеры гитлеровской грабармии! Уничтожай их, как бешеных собак! Родина только тогда вздохнет свободно, когда на ее земле не останется ни одного оккупанта…»

Мы онемели. Даже бабушка вышла из своего закутка, остановилась возле шкафа и замерла, боясь пропустить слово.

Мамино шитье лежало на коленях. Отец забыл о газете, которую только что читал, теперь она валялась на полу. А Толя перевернул листок и продолжал:

— «Будь мужественен в борьбе! Час возмездия приближается. Отомстим за муки своего народа!

Добивайся, чтоб ни один гитлеровский приказ не был выполнен там, где ты находишься!

Смерть фашистским оккупантам!

Да здравствует победа!..»

Толя умолк. Потрясенные, мы молчали.

Первым заговорил Витя:

— Читай дальше, что на фронте делается.

— Пожалуйста. «От Советского Информбюро. Утреннее сообщение 6 июня. В течение ночи на 6 июня существенных перемен не произошло.

За последние два дня авиацией противовоздушной обороны сбито 15 самолетов противника».

Он замолчал, выбирая, что нам еще прочитать. Воспользовавшись паузой, я спросила:

— Толя, ведь это не листовка?

— Нет, это первый номер газеты «Звезда». Подпольная газета, понимаешь? Горком партии начал ее издавать. Тут и про Белоруссию написано. Вот: «Партизанский отряд под руководством К., действующий вблизи важнейшего в Белоруссии железнодорожного узла, пустил под откос два поезда». И вот, послушайте. — Толя опять перевернул газету, точно в ней было много страниц: — «20 мая 1942 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ об учреждении нового боевого ордена — ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степени».