Брюс Федоров - Острова желаний

А что же он хотел, в конце концов? Это капиталистический способ организации труда, где в норму прибыли закладывается основная составляющая – недооцененный человеческий труд.

Когда есть, о чем подумать, любой путь становится короче, и Виталий, вытряхнув из себя остатки докучливого философствования и мировой скорби, вскоре стоял у коленкоровой двери своей квартиры, нетерпеливо вдавливая большим пальцем белую затертую бесчисленными прикосновениями кнопку звонка.

Дверь открыла недовольная жена, всем видом выказывая свое нарастающее раздражение.

– Ну что ты трезвонишь? – с упреком спросила она. – Весь дом переполошил. Вон слышишь, внучку разбудил. Теперь иди, успокаивай. Ужинать будешь?

Виталий молча мотнул головой.

– Ну, хорошо, иди, переодевайся. Ужин через десять минут.

– Дома хорошо, – подумал Виталий, садясь за стол. Верно, говорят англичане. – Мой дом, моя крепость. Да и жена у меня хорошая, а что злится иногда, так это и не плохо. Значит, ждет, думает, переживает.

Как у неё славно получается жареная картошка с мясом.

Вскоре раздался очередной звонок в квартиру. Это пришла дочь, которая с порога оживленно, видимо всё ещё находясь в плену не схлынувшего напряжения рабочего дня, на повышенных тонах что-то начала рассказывать матери. Мать и дочь сразу занялись быстрым обменом новостями в столь стремительном темпе, что их разговор стал походить на перестрелку короткими и длинными автоматными очередями на поле боя.

Так разговаривать могут только женщины, которых переполняют житейские заботы, о которых нужно немедленно кому-то поведать, чтобы как можно быстрее выплеснуть из себя давящий груз эмоций. Так видно поступает и индийская болотная гадюка, которая неутомимо гоняется за своей несчастной жертвой, чтобы нанести ей свой фатальный укус и освободиться от раздражения, вызываемого переполненными ядовитыми железами.

– Что за дурацкое и неблагородное сравнение, – встряхнул себя Виталий. – Для меня дороже моих трех женщин на этом свете ничего нет. Я их люблю. Они смысл моей жизни. После того как флаги наших отцов были повержены единственное ради чего я живу – это семья и ничего другого нет и больше не будет.

Всё сейчас в жизни происходит как-то не так. Время пошло куда-то обратно в далекое прошлое, в котором опять зачадили фабричные трубы заводов Путиловых и Рябушинских. Всюду вижу кривые зеркала, в которых сам себе кажешься странным вихляющимся уродом. И слова на ум откуда-то приходят какие-то непотребные. Самому неприятно и тяжко, как будто в горле застряла непроходимая горькая кость.

С этими мыслями Виталий вернулся в свою комнату и присел за любимый рабочий стол. Затем, помедлив, снова встал, подошел к шифоньеру и, открыв стеклянную створку, достал початую бутылку московской водки и хрустальный стакан из праздничного набора, настолько оберегаемого женой, что предметы из него разрешалось выставлять только по торжественным случаям, например, на Новый год или день рождения.

Не садясь, Виталий налил себе полстакана водки, медленно поднял стакан и несколько минут, думая о чем-то своем, всматривался в переливающуюся бесцветную жидкость, затем одним длинным глотком выпил её.

Потом подошел к низкому шкафчику, где хранились его личные вещи, открыл ключом личный ящик, и, порывшись, достал два золотистых погона с парными синими просветами и тремя полковничьими звездами на них и вновь присел к столу.

Пальцы ощутили приятную шероховатость золотой канители погон. Офицерские погоны – тайная книга судьбы офицера. В них уместились беспечные курсантские годы, трудовые будни гарнизонов, огневые всполохи боевых операций, негромкое чувство мужского братства.

Вот эта первая звезда – за Анголу и Эфиопию, другая за ЮАР, третья за Афганистан и по совокупности.

И потери, бесконечные потери. Вот снова провернулся баран револьвера под зависшим курком. Опять кого-то выцеливает время – вечный и неумолимый охотник. Всё больше места становится за столом дружеской пирушки. Всё призрачнее лица ушедших друзей.

Много ли удовольствия в крышевании чужого бизнеса, в постоянных стрелках с какими-то упырями? Так что, то предложили мужики не лишено смысла и в реалиях сегодняшнего дня вполне приемлемо. А раз так, то нечего больше размышлять и терзать себя сомнениями. Дорогу осилит идущий. Да это значит только одно – да.

Рука потянулась к телефону, и в трубке высветился знакомый номер.

– Влад. Я согласен. – Сказал Виталий и неспешно вставил трубку домашнего радиотелефона обратно в аккумуляторное гнездо.

Придя домой, Николай первым делом включил телевизор. Хотелось отключиться от всего и занять голову другими мыслями. Ужинать желания не было, да и содержание холодильника ничем особенным порадовать не могло. Початая бутылка виски как стояла в шкафу, так и продолжала стоять.

Предвкушение вечернего отдыха было прервано какофонией звуков, которые неожиданно обрушились на него откуда-то сверху. Если кто-то считает, что верх его комнаты это потолок, откуда светит люстра, то жилец на этаж выше всегда будет прозаически думать, что это всего лишь его пол, на котором можно прыгать, скакать, передвигать мебель и что-то прибивать железным молотком.

Веселье наверху только разгоралось, и вот дробный чечёточный перестук каблуков стал перекрываться увесистым уханьем танцора вприсядку, подбадривающими криками участников торжества и басовитым хрипом музыкальной стереосистемы.

Нехорошая квартира над головой, годами держала в напряжении скромных обитателей рядовой хрущевки в спальном районе города и полностью оправдывала свое название.

– Так, началось, – с тоской подумал Николай, поглядывая на разгулявшийся потолок. – Похоже, неугомонный сосед устроил очередную попойку, пригласив на праздник души всех гастролеров с ближайших помоек. Придется опять взывать к его совести, которой похоже нет.

Поднявшись на этаж, он принялся жать на кнопку звонка до тех пор, пока дверь не открылась и из дверного проема выкатился жирный волосатый живот, вылезавший наполовину из расстёгнутой засаленной рубашки и нависший над линялыми пижамными брюками. Затем появился и сам обладатель курдючных запасов подкожного жира: неопрятный мужчина за пятьдесят с красной мордой патентованного пропойцы.

– "Чё надо?" – рыкнул буян, давно привыкший к роли злодея местного разлива.

– Кончай шуметь. Уже поздно, люди отдыхают.

В ответ на миролюбивое предложение Николая невменяемый бузотер послал в известном направлении его самого, его мать и заодно всех ближайших родственников.

Перед взором Николая колыхалось ненасытное пивное брюхо, а по лицу доморощенного дебошира, выражавшему высшую степень наглого самодовольства, бродила слюнявая улыбка наглого превосходства. Николай почувствовал, как кровь горячими толчками погнала в голову колючие клубки бешенства, затуманивая голову и заряжая мышцы взрывной яростной силой.