Михаил Сухачёв - Штурман воздушных трасс

Видимо, необходимо было именно такое трудное и опасное задание, как перелет на Дальний Восток, чтобы в лабиринте человеческих отношений отыскать пути сближения душ Прокофьева и Проскурова.

Уроженец знаменитого Гуляй-Поля Проскуров покорил Гавриила своей выдержкой, собранностью, обдуманностью действий — всеми теми чертами, которые характеризуют волевую натуру. Чем больше Прокофьев присматривался к нему, тем больше ощущал необходимость постоянного общения с ним. Гавриил давно знал за собой такую особенность — иметь пример для подражания в работе, учебе, поведении. Это облегчало поиск правильного выхода из положения, особенно в затруднительные моменты. Он как бы ставил этого человека вместо себя и смотрел на него со стороны, оценивая принятые им решения.

В свою очередь, безусловно, и Проскуров видел у Прокофьева те черты, которые влекли его к Гавриилу.

Прошла целая неделя совместного отдыха их в санатории после полета на остров Удд, а темы для бесед не истощались. Только теперь все чаще воспоминания о жизни и авиации прерывались обсуждением событий, происходивших в Испании.

Уже почти два месяца над Испанией полыхало пламя гражданской войны, развязанной фашистами. Враги республики готовились к ней давно и основательно. С того воскресного апрельского дня 1931 года, когда под натиском народа Испания была провозглашена Республикой, внутренняя реакция тайно и явно сколачивала силы для свержения завоеваний шестой по счету в истории страны революции. И этому способствовала пассивность правительства по отношению к реакционному офицерскому корпусу, вербовавшемуся из помещичьей среды. При 105-тысячной армии на шесть солдат приходился один офицер и на 520 солдат — один генерал. Лучших условий для овладения армией реакция и не могла желать.

Как грибы росли всевозможные антинародные организации, снабжаемые оружием фашистскими правительствами Германии и Италии.

18 июля 1936 года по сигналу из Сеуты [1] 18 июля 1936 года радиостанция г. Сеуты, расположенного на средиземноморском побережье Марокко, передала сигнал к мятежу: «Над всей Испанией безоблачное небо». в разных концах республики вспыхнул мятеж. Стали известны намерения мятежников захватить столицу и цена, которой они хотели достичь этого.

— Любой ценой мы захватим Мадрид, — сказал Франко корреспонденту газеты «Ньюс Кроникл».

— Даже если возникнет необходимость расстрелять половину Испании? — уточнил корреспондент.

— Повторяю, любой ценой!

Но стали известны и другие слова: «No pasaran!» («Они не пройдут!») — воодушевившие народ Испании на борьбу и отозвавшиеся интернациональным эхом в сердцах добровольцев всех стран мира, спешивших на помощь республике.

Помимо газетного материала до Прокофьева и Проскурова стали доходить сведения об отъезде в Испанию советских летчиков-добровольцев. Назывались фамилии знакомых, которые действительно куда-то убывали.

Каждый из друзей в душе завидовал им и терзался мыслью о незнании путей, по которым они попадали в добровольцы.

— Везет же людям! — вырвалось как-то у Прокофьева, когда они услышали об одном знакомом, уехавшем в длительную командировку.

— Ведь если они добровольцы, значит есть кто-то, кому можно сказать о своем желании, — поддержал Проскуров. — Я с первых дней войны думаю об Испании, только не знаю, как и кому предложить свои услуги. Еще подумают, что выскочка. А теперь нас двое — можно действовать смелее.

Решили, что надо начинать с рапорта, и немедленно, не дожидаясь окончания ставшего тягостным санаторного отдыха.

...Через некоторое время они были вызваны в управление кадров ВВС, где получили некоторые инструкции для поездки в Испанию.

Чтобы не вызывать излишнего любопытства, друзья взяли в разных библиотеках все, что касалось Испании. Через день они уже могли сдавать экзамен по географии этой страны, а вскоре между ними можно было услышать диалог по-испански со своеобразным акцентом.

Спустя неделю на борт пассажирского самолета рейсом Москва — Париж поднялись два представителя московского автомобильного завода с командировочным предписанием на автомобильные предприятия Рено для обмена опытом. Это были Прокофьев и Проскуров.

...Три дня, проведенные в Париже, воспринимались как посещение большого исторического музея, для осмотра которого отводилось слишком мало времени. Усталые, с натруженными ногами летчики едва добирались поздно вечером до гостиницы с твердым намерением устроить себе день отдыха. Но утром, глядя в план-проспект города, обнаруживали памятники, пропустить которые было бы непростительно.

Вечером третьего дня им позвонили из посольства и предупредили:

— Ждите, рано утром за вами приедут.

Около семи часов, постучавшись, в номер вошла Александра Васильченко, жена советского военно-воздушного атташе. Они познакомились с ней в день приезда. От природы энергичная, она прямо с порога объявила:

— Все в порядке. В дороге нам разговаривать не придется, хотя я и буду рядом, поэтому слушайте внимательно...

В соответствии с ее указаниями, друзья приехали на вокзал, вошли в вагон поезда Париж — Тулуза и сели на свои места. С этого момента кончалось их легальное положение во Франции. Это тревожило.

Чтобы оградить себя от возможных вопросов пассажиров, Прокофьев привалился к стенке, закрыл глаза и притворился спящим, хотя ему очень хотелось смотреть в окно и делиться впечатлениями со своим другом. Вскоре он и в самом деле почувствовал, что хочет спать.

Проснулся Гавриил от легкого толчка. Проскуров, стоя рядом, кивнул на дверь купе.

— Ну ты молодец, тебе позавидуешь, — шепнул он. Летчики добрались до аэродрома к тому моменту, когда двухмоторный пассажирский самолет стали заполнять находившиеся возле него люди. Встав в сторонке, оба с безразличным видом уткнулись в газеты. Однако Проскуров зорко наблюдал за посадкой. Когда заработал левый мотор, он тихо скомандовал: «Приготовились». Едва заработал правый, оба, подхватив свои легкие пожитки, кинулись к трапу. Вслед за ними тотчас захлопнулась дверь. Самолет сорвался с места и покатил к взлетной полосе. Так было условлено, чтобы не подвергать риску смелый экипаж, если за ними все-таки увязался «хвост». Почти не сбавляя скорость, самолет развернулся против ветра и помчал пассажиров в даль, полную неизвестности.

Через некоторое время Проскуров уже спал. Спал по-настоящему, не так, как это делал Гавриил в вагоне. Сразу после взлета он начал клевать носом, заваливаться на бок, потом отыскал во сне устойчивую позу. А вот Гавриилу спать не хотелось. Он изучал пассажиров, чтобы скоротать время, хотя постоянно тревожили вопросы: «Где летим? Как летим? Сколько осталось?» Хотелось глянуть вниз. Но он сдерживал себя до момента, когда, по расчетам, должны быть Пиренеи.