Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

В июле произошёл конфликт между Захарченко и Стрелковым, обосновавшимся теперь в Донецке, в качестве министра обороны ДНР.

— То, что он здесь предложил, — говорит Захарченко, — это вообще был нонсенс: взорвать на окраинах девятиэтажки, сделать здесь Сталинград, разрушить город Донецк и на обломках Донецка поднять знамя империи. Все ошалели. Зачем это разрушать самостоятельно? Зачем? Если враги смогут разрушить, значит, смогут…

Просто он был — не местный, сказал как-то Захарченко про Стрелкова. Тут для Стрелкова был плацдарм. А надо — чтоб Родина.

На одном из расширенных совещаний, где решался вопрос о политической и военной стратегии Донецкой республики на будущее, Захарченко рискнул выступить против Стрелкова.

— На совещание я ехал для того, — рассказывал мне потом Захарченко, — чтобы донести, что творится в армии. Что нужно делать и что не нужно делать. Я не хотел нести бессмысленные потери. Я понимал, что мы не можем выполнять более-менее серьёзные задачи, потому что у нас разбалансировка в решениях. Во всём идет разлад: нет единого управления, люди подчиняются непонятно кому и могут в решающий момент просто повернуть в другую сторону, потому что поступил противоположный приказ. И снова чьи-то жизни будут потеряны.

…повисла пауза, которая могла разрешиться как угодно.

Но в итоге было принято совершенно неожиданное совместное решение. Захарченко сказали: раз так, то ты и будешь главой республики. И министра обороны, вместо Стрелкова, назначишь сам.

— Получилось, что я поехал на совещание с одной идеей, а вернулся назад — с другой должностью, — признаётся Захарченко.

С реализацией принятого решения не тянули: республике нужен был работающий управленческий аппарат.

8 августа 2014 года Александр Захарченко принял присягу на верность народу ДНР.

…представляю, если б его, мирного руководителя торгового предприятия, разбудили полгода назад и поведали: короче, слушай, Саш, к лету у тебя погибнут почти все друзья — при штурмах городов, бомбёжках, зачистках и взрывах «Точки-У». Сам ты будешь — тоже к лету, а дальше пока не скажем — два раза ранен. А потом возглавишь новое государство.

Встал бы и пошёл выпить воды, чтоб постараться эту жуть поскорее забыть.

Захарченко, он же Батя, он же Захар, он же Александр Владимирович, он же — Глава.

Ближний круг, «личка», бойцы зовут его Батей. Управленцы уважительно, в третьем лице, называют Главой. Иногда, за глаза, близкие (но не родня) зовут его Захаром. Совсем близкие — по имени.

Глава нового государства, солдат, революционер, контрреволюционер, шахтёр, контрабандист, казак, романтик, бандит, стратег? — какое определение самое верное? Все сразу?

Точно не авантюрист. Человек эмоции, причём эмоции его — долгие, они не перегорают. Эмоциональность Захарченко не завязана на его «я»: им движут вещи, которые вне его, не связаны с ним лично.

Амбиции — это не о нём. Жажда политической удачи, конформизм, стремление править и управлять — тоже не про него.

По всей видимости — он нормальный, крепко стоящий на ногах мужик, в котором однажды «взыграла кровь».

Если вы знаете книгу «Тихий Дон», то должны немного в этом разбираться.

Удача — если можно называть удачей его круглосуточную, бешеную военную пахоту — сама пришла к нему, он её не искал. Он готов был быть одним из многих, или пусть даже одним из первых — но никогда не претендовал на роль самого первого.

Просто однажды звёзды сложились так, что он оказался в центре. Все оглянулись по сторонам, и решили, что отныне Захарченко будет главным.

Тут нет почти ничего от Уго Чавеса или Фиделя. Если б в Захарченко было больше романтизма, причём не русского или русско-еврейского толка, а какого-нибудь греческого, испанского, латиноамериканского — он, конечно же, оказался бы по типу ближе к Че Геваре.

Но, кажется, Че Гевара не мог родиться в потомственной казачьей семье и начать трудовой путь в шахте. Че Гевары там не растут.

В отличие от белогвардейского, с библейским лицом Стрелкова, или Арсения Павлова по прозвищу Моторола, похожего на Робин Гуда из Коми, или Гиви, смахивающего на затерявшегося во временах потомка князя Багратиона, или, земля пухом, Дрёмова и Мозгового, пришедших в Новороссию прямиком из Гражданской войны, заодно с Безлером, — в отличие от всех вышеназванных, в Захарченко ничего романтического нет; или почти нет.

Он просто мужик — с русскими чертами лица, с внимательным, иногда тяжёлым взглядом, с чуть оттопыренными ушами, и — если развеселить его — с почти юношеским, заливистым смехом. Если ему смешно — он смеётся. Если ему очень обидно или очень неприятно — он ни секунды не думает и бьёт либо рукой, либо любым находящимся поблизости предметом по объекту своей неприязни. Про Захарченко известно в московских и минских кабинетах, что на проявленное к нему или его стране неуважение он может немедленно ответить физически. Ещё у него ноздри раздуваются, когда он злится, и лицо может побелеть от бешенства. Не человек, а пособие для физиолога, или кого там, психолога.

Он не трибун.

Захарченко, как правило, уверенно держится, но не является мастером жеста; публичные интервью, общение с журналистами — всё это выводит его из себя, никакого удовольствия от этого он не получает. Самое важное для него: быть естественным. Он ненавидит политику именно за узаконенное фарисейство, за весь этот политес.

Собственно, его давно должны были убить; потому что, несмотря на внешнее отсутствие какого бы ни было романтизма — Захарченко именно что идеалист.

Думаю, он совершил в жизни немалое количество сомнительных поступков, несколько дурных, и, может быть, совсем ужасных тоже, — но при всём этом у него есть непререкаемые представления о правде.

Скорей всего, они располагаются в пространстве памяти, рода.

Отец, деды, прадеды — они завещали определённый тип поведения, землю, язык, веру. Можно преступить многое, можно — очень многое, — но память — нельзя.

Вы можете сказать, что сравнения Захарченко с Фиделем или Чавесом неправомерны — ведь на каком-то этапе Захарченко поддержала Россия. Но половина европейских, африканских, азиатских и постсоветских лидеров прямо посажена в свои кресла Соединёнными Штатами (причём за право управлять страной они не воевали и не рисковали ни секунды), иные из них до вступления в должность имели американское гражданство, — но это ведь ничего; давайте дружно сделаем вид, что мы не знаем об этом.

Советская Россия на каком-то этапе поддерживала, в той или иной мере, и Хошимина, и Ким Ир Сена, и Фиделя. А Фидель поддерживал Чавеса, а Чавес в ответ помогал Фиделю. Никто не существует в безвоздушном пространстве. Кому-то выдают банку варенья и коробку печенья, кого-то привозят в пломбированном вагоне, кому-то дарят вагон винтовок, кому-то присылают бесстрастных и бесплатных инструкторов.