Николай Чергинец - Сыновья

Затем посол охарактеризовал политическую обстановку в Афганистане и сказал, что в настоящее время сложилась вполне благоприятная ситуация для решения афганской проблемы.

— Вы знаете, товарищи, что принято решение о выводе наших войск из Афганистана. Городки, посты, заставы вместе со всеми строениями и оборудованием будем передавать афганским вооруженным силам. Просьба проследить за тем, чтобы все передавалось в полном порядке. У нас есть план вывода войск, и он будет осуществляться точно и в срок.

После перерыва Дубик и Щербак, проводив посла, продолжили совещание. Только сейчас Бунцев получил ответ на вопрос, который он себе уже не раз задавал: почему он, комбат, приглашен на это совещание, где больше ни одного комбата не было. Второму парашютно-десантному батальону предписывалось обеспечить безопасность выводимых из Афганистана советских подразделений на участке шоссе, который начинается сразу же от Кабула.

Двоякое чувство охватило Бунцева. С одной стороны, было радостно думать о том, что кончались мытарства по горам Афганистана; сейчас его батальон повзводно займет постоянные позиции, а значит, и потерь будет поменьше. С другой стороны, радость предстоящего возвращения на Родину сливалась с грустью о том, что его батальон будет выведен из Афганистана в числе последних подразделений советских войск.

Сразу же после совещания Бунцев прямо из штаба связался со своими и, выяснив обстановку, решил заехать в госпиталь. Забежал в армейский магазин, расположенный прямо на территории штаба ограниченного контингента, купил фруктов, соков, конфет и поехал в госпиталь.

В госпитале он быстро отыскал в хирургическом отделении нужную палату. Врач, высокий молодой майор, сообщил, что состояние капитана Ольхова «обычное послеоперационное», и разрешил быть у него не более десяти минут.

Реанимационная палата представляла собой отгороженный угол в большой палате. Перегородкой служили простыни, в «палате» одна койка, на ней — капитан Ольхов. Ему двадцать семь лет, симпатичный, голубоглазый. Бунцев помнил, что он чуть выше среднего роста, стройный. Теперь "перед ним лежал парень с впалыми щеками, глаза то ли от боли, то ли от не прошедшего еще наркоза затуманенные.

— Ну, здравствуй, браток, — прикоснулся к его локтю Бунцев. — Как ты?

— Здравствуйте, товарищ подполковник! Все нормально. Вот лежу и как раз о вас думаю… Не знаю, как вас и благодарить. Вы же мне жизнь спасли.

— Да что ты, дружок? Ты сам себя спас.

— Нет, нет, если бы не вы, то был бы в лапах духов, хотя, конечно, последний патрон оставил бы для себя. Наверняка бы погиб, кровью бы истек…

Бунцев сел на стул, поставил на тумбочку два целлофановых пакета и предупредил:

— Фрукты не мыты. Скажешь сестричке, помоет.

— Спасибо. Зачем это вы?

И капитан вдруг сам начал рассказывать:

— Мы с Николаем Антоновичем взлетели на патрулирование. Полет обычный, рядовой. Не на боевые же вылетели, я даже книгу прихватил, думал висеть нам в воздухе долго, почитаю немного. Сделали один круг, второй. Высота где-то шестьсот — семьсот метров. На третьем развороте вдруг взрыв. Свет в кабине погас, слышу сильный запах дыма. Вызываю по переговорному устройству Першина — глухо. А вертолет начал заваливаться вправо, и тут я услышал голос Першина: «Приказываю, прыгай!» — «А ты?» — спрашиваю. А он: «Ольхов, прыгай, внизу же кишлак! Я протяну». — Глаза Ольхова стали влажными, голос задрожал. — И тут же раздался второй взрыв, а может, это машина начала разваливаться, не знаю. Я понял, что падаем уже вертикально вниз. Схватил автомат, рванул аварийный кран и еле выбросился. Почти сразу же раскрыл парашют, земля же недалеко. Смотрю, а мимо три или четыре горящих костра летят. Успел подумать, как бы купол парашюта не сожгли. Поднял голову и вижу догоняет меня бешено вращающийся винт с редуктором. От света этих костров я его-то и увидел. Идет по наклонности прямо на меня… Не буду врать… испугался, решил, что смерть моя меня догоняет. Правда, инстинкт сработал, я потянул на себя стропы, чтобы парашют в сторону спланировал. Может, это и спасло. Винт пронесся рядом. Ногу мне отрубил и перерубил несколько строп. Сознание помутилось, пришел в себя уже на земле, а парашют, вернее, купол его, за кроны деревьев зацепился. Открыл лямки, освободился от строп и тут вижу тени между деревьями… Понял — духи. Открыл огонь, решил жизнь, подороже продать. А тут вы, словно с неба свалились, ей-богу!

И вдруг Ольхов неожиданно спросил:

— Товарищ подполковник, а как Першин? Он выпрыгнул?

— Не знаю, браток, — соврал Бунцев, отводя глаза в сторону. — Проческу проводили другие, результатов еще не знаю. У меня ночные стрельбы были, а с утра в штабе на совещании. Прямо оттуда к тебе и приехал.

Из-за простыни-перегородки выглянула медсестра и тихо сказала:

— Товарищ подполковник, ему больше нельзя.

— Да-да, иду. — Бунцев встал и спросил: — Может, тебе домой пару слов черкануть? Кто там у тебя?

— Родители… мама, папа, жена… доченька, ей третий годик… — Голос у Ольхова задрожал, он прикрыл правой рукой глаза и заплакал.

— Ну что ты, Вячеслав… — Бунцев не мог найти нужных слов. — Успокойся, все нормально. Главное — ты жив! Мы же — солдаты.

Побег был делом решенным, и подготовка к нему велась полным ходом. Правда, были и неожиданные трудности. Взять хотя бы кандалы. Казалось, что проще, пили их потихоньку, и дело с концом. Ну а если душманы хотя бы у одного пленника заметят, что кандалы подпилены? Что они сделают со всеми, даже страшно предположить. По крайней мере, вместе бы их больше не держали. Долго ломали головы и в отношении Антона и Алексея. О том, что Николаев и Леонов поедут в западную страну, афганские военнопленные и их связной не знали. Парни, боясь утечки информации, решили их в курс дела не вводить. Встал вопрос, а как поведут афганские друзья, когда узнают, что двое советских военнопленных «предали»? Не откажутся ли они от своего плана?

Тамарин предложил, чтобы Николаев и Леонов дали согласие за день до восстания, но тут-же возникли опасения, а если их не вызовут к себе представители западных государств.

— Пусть сами попросятся к ним на беседу, — предложил кто-то.

Но Жураковский резонно заметил:

— А если никого из них не окажется на базе, что тогда?

В конце концов пришли к выводу, что ребята начнут искать встречу с иностранцами за три дня до побега.

Николаев и Леонов начали заучивать наизусть данные на каждого из пленных. О том, что они находятся в тюрьме на территории Пакистана, надо было сообщить кому следует. Кто-то из парней предложил, чтобы каждый написал короткую записку родителям, но, подумав, отвергли эту идею. Почти два десятка записок спрятать было трудно. И вот родилась идея написать короткое коллективное письмо, на котором всем расписаться и указать сведения о себе.