Николай Чергинец - Сыновья

— Жаль, там есть, где развернуться нашему брату. Мне случалось одному с пятнадцатью душманами в рукопашной сходиться. Но ничего, жив, здоров, как видите. Хотя, скажу вам, бывали моменты, когда с жизнью прощался, — и без всякого перехода Александр вдруг спросил: — Ну а вы какие-нибудь награды имеете?

Десантники отчужденно молчали. Сергей не выдержал и ответил за них:

— Конечно, Юра, насколько я знаю, награжден медалью «За отвагу».

— Не только я, — хмуро заметил Шувалов, — но и Альгирдас и Феликс тоже представлены к наградам.

— Молодцы! — одобрительно сказал Алефин. — У вас шанс есть и кое-что повыше получить. — И он кончиками пальцев прикоснулся к своим орденам.

Алефин, подогретый вином, все время хотел говорить о своих боевых делах. Шувалов и его друзья все больше мрачнели. Не только им, но и всем присутствующим было не по себе от рассказа Александра. Получалось, что рядовой Алефин решал задачи комдива.

Вера Федоровна, улучив момент, спросила:

— Саша, я слышала, что у вас здесь дела идут неважно? Как с институтом?

— А у кого из нашего брата, воина-интернационалиста, идут дела хорошо? Так и у меня. Куда ни сунься — на дверь показывают. А мне тоже жить надо. Я — сирота, помогать мне некому. Сунулся в институт, я ведь еще три года назад в военном училище учился, первый курс закончил, но захотел рядовым Родине послужить и пошел в армию, а когда возвратился, решил продолжать учебу в гражданском вузе, закон же не запрещает, но из-за бюрократов оказался у разбитого корыта. Отказали мне, теперь ищу работу, а тут еще с квартирой… Нашел однокомнатную квартиру. Хозяин одинокий там живет, за границу на два года уезжает работать, а мелочный — жуть. Говорит: «Пущу тебя, по полсотни в месяц будешь платить, но за два месяца заплати мне вперед, причем только чеками». А где я возьму чеки? Те, что были, я уже давно израсходовал, жить и одеваться надо же было.

— Ну и что вы думаете делать? —спросил Лемехов.

— Буду искать работу, а на следующий год буду поступать в институт.

— Правильно. За жизнь надо бороться.

— Я уже устал от борьбы, — обреченно махнул рукой Александр. — Вот ребята не дадут солгать, сколько приходилось нам бороться в Афгане. Скажи, Павел, что я. не прав?

Чайкин смущенно пожал плечами.

— Пережить и увидеть нам довелось, конечно, много, но ведь там за нас, как говорится, думали командиры и наши действия сводились к выполнению приказа.

— Во-во, — хохотнул Александр, — это ты правильно сказал о приказе. А ты не задумывался, что по такому приказу ты на мину наступил? Там нашего брата никто и не считает. Я уверен, что для командиров главное — выслужиться перед начальством. И что ему солдат? Он, может, за то, что ты или сын Веры Федоровны проявили героизм, награду получил.

— Не смей так говорить! — вдруг хлопнул ладонью по столу Шувалов. — Наши командиры переносят все тяжести службы в Афганистане наравне с нами. Они, также как и мы, топают по минным полям, лазят по скалам, да еще не забывают, чтобы все солдаты были сыты. Вот у нас, — Шувалов по очереди посмотрел на Банявичуса и Турлакова, словно призывая их в свидетели, — командир роты Бочаров да и другие офицеры сами не будут есть, пока не убедятся, что солдаты все поели, в бою вместе с нами в цепи идут, рядом позиции занимают. Что, ребята, я не то говорю?

— Правильно, Юра, — поддержал его Банявичус и насмешливо посмотрел на Алефина. — Я почему-то не уверен, что твой командир имеет столько высоких боевых наград, как ты. И ты его поливаешь грязью зря.

— Кстати, Саша, и меня и Николая не трогай, — заговорил Чайкин. — Я нарвался на мину не потому, что мне кто-то приказал, а потому, что бежал на помощь своим друзьям.

— А Коля Коблик, — дрожащим от волнения голосом сказал Турлаков, — отдал жизнь не по чьему-то приказу, а спасая нас с Альгирдасом, наши жизни. Не знаю, может, ты, Александр, выпил лишнего, но все равно надо уважать людей, которые с тобой делились хлебом и водой. Кстати, кто, как не твои командиры, представляли тебя к наградам? Или ты, может, сам писал представления и подписывал их?

— Ну, это ты брось, — смущенно пробормотал Алефин, — я свои награды заслужил кровью. Я не жалел ни сил, ни жизни, когда вступал в рукопашную с десятками душманов. Помню, как-то насело на наше подразделение человек сто. Ребята тикать начали, а я засел за камень и, наверное, полсотни душманов уложил, но так и не подпустил к своей позиции. Да и как я мог подпустить, когда около меня лежал пакет с очень важными бумагами. Все тогда говорили, что Героя мне дадут, а дали всего-навсего Красную Звезду. — Он пальцем прикоснулся к ордену. — А позже я узнал, что командира роты, которого и близко не было в том бою, представили к ордену Ленина, что после этого говорить? А будь у меня орден Ленина, разве я болтался бы сейчас без дел?

— Ничего, ничего, Саша, — начала успокаивать Алефина Вера Федоровна. — Мы постараемся восстановить в отношении тебя справедливость. Я завтра же или послезавтра! пойду к ректору, объясню, ну а если не послушает, то найду дорогу к кому следует.

— Бесполезно все это, — безнадежно махнул рукой Алефин. — Вокруг одни бюрократы, и что им до бывшего солдата.

Вскоре все вышли из-за стола, и женщины стали готовить чай.

К Алефину, рассматривающему фотографию Николая, подошел Турлаков.

— Саша, подойди к ребятам.

Алефин пожал плечами и молча пошел за Турлаковым. В комнате Сергея были Шувалов и Банявичус.

— Саша, мы втроем решили тебе немного помочь. Вот скинулись, — он протянул тоненькую стопочку чеков. — Здесь сто рублей. Возьми, больше у нас нет, осталось по пятерке на жевательную резинку.

— Ну что вы, ребята, — расстрогался Алефин, — не надо. Вы же не богачи.

Разговор за чаем затянулся допоздна. Когда Алефин, сославшись на то, что ему надо обязательно увидеть кого-то из своих друзей, ушел, Лемехов попросил десантников:

— Ребятки, расскажите нам о Коле.

Вера Федоровна, бледная, с бессильно опущенными руками, отрешенно смотрела перед собой. Ребята рассказывали, как они рядом служили, как воевали. Правда, не было в их рассказе героических схваток одного человека с группой душманов. Парни говорили о бое очень скупо. Чувствовалось, что воспоминания не доставляют им удовольствия.

И только Феликс подробно рассказал о бое, в котором погиб Николай.

В конце Шувалов тихо добавил:

— Когда мы приблизились к тому месту, где Коля подорвал себя, то насчитали вокруг него семнадцать трупов бандитов.

Вера Федоровна, справившись с собой, сказала с сожалением:

— Я сгоряча написала вашему командиру батальона злое письмо. Вы ему передайте, чтобы он извинил меня. Я завтра же напишу ему об этом сама.