Николай Кулаков - Доверено флоту

* * *

Все, о чем я только что рассказал, естественно, было сделано не за одни сутки, и мне пришлось несколько забежать вперед. Дав читателю представление о том, как стала выглядеть система боевого управления Севастопольской обороной после решения Ставки, я должен вернуться к памятному дню 7 ноября. С ним связаны два фронтовых события, которые нельзя обойти.

Первое - это новая контратака, проведенная в день Октябрьской годовщины на участке 8-й бригады морской пехоты. По тогдашним нашим возможностям контратака была довольно крупной - пятью ротами при поддержке полевой и береговой артиллерией. Планировалась она штабом как разведка боем, и план был смелым, даже дерзким. Он вступил в силу только после утверждения Военным советом. Мы надеялись, что успех контратаки может заставить противника оттянуть часть войск с соседних участков, где положение было особенно трудным.

Смелая контратака удалась. Врага выбили с тактически важных высот, он потерял сотни солдат только убитыми. Морские пехотинцы захватили три немецких орудия, десять минометов, два десятка пулеметов и другие трофеи. Но мы никак не рассчитывали, что гитлеровское командование расценит боевую активность севастопольцев на ограниченном участке фронта обороны как угрозу всему правому флангу подступивших к городу фашистских войск. А получилось, как потом выяснилось, именно так. В мемуарах Манштейна, на которые я уже ссылался, говорится:

«…Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го армейского корпуса. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22-ю пехотную дивизию из состава 30-го армейского корпуса. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с ходу - с востока и юго-востока»{17}. [154]

Вот как может спутать оперативные планы врага высокая боевая активность в обороне!

А в последующие дни противника контратаковала, добиваясь улучшения своих позиций, 7-я бригада морской пехоты. И если у гитлеровцев действительно складывалось представление, будто мы уже начинаем наступать, то, очевидно, и ее активные действия к этому причастны.

Сами мы тогда отнюдь не считали, что вражеский замысел овладеть Севастополем с ходу или почти с ходу, одним коротким натиском уже сорван. Но была общая решимость сорвать его во что бы то ни стало. Ярчайшим проявлением этой решимости явилось другое событие, о котором я должен рассказать, - подвиг, совершенный 7 ноября 1941 года пятью черноморцами, политруком и четырьмя краснофлотцами.

…На том же северном направлении, где контратаковала 8-я бригада, в районе станции Бельбек, держал оборону приданный ей 18-й батальон морской пехоты. Здесь противник был еще значительно дальше от города, чем на других участках, но мог прорваться вдоль Симферопольского шоссе и по Бельбекской долине. Этому и должны были препятствовать морские пехотинцы, закрепившиеся на высоте, позволявшей контролировать дорогу и долину.

Батальон поддерживали береговые артиллеристы и бронепоезд «Железняков», оснащенный на Морзаводе и только что вступивший в строй. Однако полевой артиллерии, способной бить по танкам, на этом участке было мало. Готовясь к отражению танковых атак, военком батальона (исполнявший также и обязанности заболевшего командира) старший политрук Е. А. Мельник выдвигал вперед группы истребителей, как это делалось и в других частях.

Такую вот группу и возглавлял в тот день политрук Николай Дмитриевич Фильченков, в прошлом - моряк-подводник. С ним были краснофлотцы Василий Цибулько, Иван Красносельский, Юрий Паршин, Даниил Одинцов, отобранные военкомом из добровольцев. Кроме противотанковых гранат и бутылок с горючей смесью группа имела пулемет. Конкретная боевая задача состояла в том, чтобы не дать противнику обойти батальон с фланга.

Ждать врага долго не пришлось. И расположилась группа Фильченкова удачно - там, где гитлеровцы действительно попытались обойти батальон Мельника. К позиции истребительной группы приближалось несколько фашистских танков, за ними двигалась пехота. Подпустив танки поближе, пятеро моряков вступили в бой. [155]

Как они сражались, можно судить уже по тому, что при отражении первой вражеской атаки головной танк был остановлен меткой пулеметной очередью Василия Цибулько по смотровой щели, очевидно сразившей водителя, еще один подорван связкой гранат, а два подожжены с помощью бутылок. Остальные танки, а с ними и пехота повернули назад. И все пять моряков после этого оставались живы.

Через некоторое время последовала новая атака, в которой, как удалось установить, участвовало до пятнадцати танков.

Василий Цибулько сумел остановить еще один танк снайперской пулеметной очередью, направленной в смотровую щель. А затем, израсходовав все ленты, будучи уже тяжело ранен и истекая кровью, подорвал другой танк брошенными под гусеницу гранатами. Успев вывести из строя также два танка, погиб Иван Красносельский. Фильченков, Паршин и Одинцов, которые прикрывали товарищей от немецких автоматчиков и истребляли винтовочным огнем гитлеровцев, выскакивавших из горящих танков, вероятно, могли бы, метнув последние гранаты, отползти и спастись. Но они не позволили себе покинуть поле боя, а остававшееся у них оружие решили использовать так, чтобы оно сработало наверняка.

Политрук Николай Фильченков, прикрепив гранаты к поясу, первым бросился под приближавшийся танк. Вслед за ним сделали то же самое краснофлотцы Даниил Одинцов и Юрий Паршин. Каждый, погибая, взрывал еще один фашистский танк.

Повторная атака не помогла гитлеровцам обойти фланг батальона. Подоспевшие сюда товарищи павших героев заставили врага отойти. Среди горящих танков они нашли умиравшего Василия Цибулько. Краснофлотец едва успел рассказать бойцам, сопровождавшим его в госпиталь, как дрались все пятеро.

Но до командования подробности беспримерного боя дошли не сразу. В те дни сообщения о нем не попали в оперсводки и политдонесения, хотя уничтоженные фашистские танки и были учтены. Из тех, кто слышал рассказ Цибулько, одни сами погибли, другие были ранены и отправлены в госпитали. А то, что видели морские пехотинцы с соседней высоты, подтверждало лишь самый факт боя. О подвиге пяти моряков пошла молва, он становился героической легендой, однако не так-то просто оказалось получить достоверные свидетельства всех его обстоятельств и даже установить имена героев. В новых формированиях морпехоты [156] люди еще недостаточно знали друг друга, а списки личного состава отставали от жизни. И не одна такая группа истребителей танков из выдвинутых за передний край в том районе не вернулась с боевого задания.