Юрий Жуков - Укрощение «тигров»

Теперь это кольцо было реальным, зримым, выпуклым: на кольцо укреплений легло кольцо огня, и клубы дыма обозначили черту немецких укреплений. За ними стоял молчаливый, израненный, изуродованный, но по-прежнему величественный и гордый Харьков. Немецкое кольцо сжимало ему горло, но молот нашей артиллерии уже бил по этому кольцу, расшибал его; и бойцы, поглядывая на высокие здания города, думали о том, с каким волнением и затаенной радостью прислушиваются к гулу нарастающей канонады харьковчане, прячущиеся сейчас в подвалах этих домов.

С наблюдательного пункта город был виден из конца в конец. Мы узнавали знакомые здания, улицы, площади. В дымке дрожали контуры высоких колоколен Холодной горы, Университетской горки. Солнечные лучи насквозь рассекали рваные стены Дома госпромышленности и Дома проектов. В лощине, рядом с вокзалом, у подножья Холодной горы белело знаменитое здание почтамта, напоминающее плавучий корабль.

— Черт побери, а почтамт-то, кажется, цел! — сказал связист, расправляя на миг спину. Его выговор изобличал харьковчанина.

— Ошибаешься, друг, — хмуро возразил рыжеусый сапер, кончавший углублять ход сообщения. — Я в феврале там был — сожгли, сволочи! Это только издали кажется, что он цел…

Среди воинов, находившихся на командном пункте, было много людей, знающих город от Тракторного завода и до Холодной горы со всеми улицами и переулками. Одни знали город по воспоминаниям университетской юности, другие сами строили его заводы, третьи обороняли его в трудную осень сорок первого года, четвертые дрались на харьковских улицах минувшей зимой.

Передний край на участке, где мы находились, пролегал по берегу все той же тихой Лопани. Внизу, сразу за рекой, высилось огромное четырехэтажное здание нового, построенного в канун войны, зоотехнического института. На широком дворе института с мощеными проездами и многочисленными хозяйственными строениями было пустынно. Лишь изредка в зеленом саду мелькали искорки— то били наши минометы. Пехота на этом участке форсировала Лопань еще вчера и создала плацдарм для дальнейшего движения вперед.

На солнце поблескивали не успевшие заржаветь рельсы: левее института линия железной дороги рассекала горящую деревню и разбегалась несколькими колеями пригородной станции Северный пост. Там, в гуще каменных многоэтажных строений, таились многочисленные немецкие батареи, и наша артиллерия методически разрушала их. Над Северным постом стлался тяжелый свинцовый дым. Высокие столбы его стояли над лесом — артиллерия обрабатывала немецкую оборону на всю глубину, обрабатывала ее основательно и методично. Только на один участок внутреннего немецкого оборонительного кольца протяжением в полтора километра артиллеристами 305-й стрелковой дивизии сегодня утром было обрушено 9 тысяч снарядов.

Артиллерия глушила, ослепляла гарнизон внутреннего кольца, не давая противнику возможности бить по нашим частям, пробивавшим дорогу на юг, в обход Харькова.

В 8 часов утра пехота поднялась в атаку. Бойцы скатали шинели, надели скатки через плечо и, высоко подняв винтовки, вошли в холодную воду Лопани. С наблюдательного пункта было отчетливо видно, как густые цепи гвардейской пехоты взбирались на крутые откосы голых холмов перед лесным массивом. Откуда-то по склонам этих холмов с заунывным воем били мины. Их посылали немецкие минометные батареи, уцелевшие в глубине города. Сизые облака дыма на миг заволакивали поле боя. Но через минуту дым рассеивался, и цепи нашей пехоты были видны уже впереди разрывов. Из леса стрекотали пулеметы и автоматы. Наша пехота отвечала на огонь огнем.

На наблюдательный пункт командира соединения стекались весточки о первых минутах боя. Командиры двух полков 89-й Белгородской гвардейской дивизии сообщили, что они совершенно неожиданно натолкнулись на сильный узел сопротивления, созданный гитлеровцами на хуторе Зайчик, расположенном в глубине леса. Лесной бой всегда полон неожиданностей — никакая далее самая тщательная разведка не в состоянии точно установить, что приготовил враг в глубине леса, в густых зарослях дубняка, на небольших полянках. Только в ходе боя выяснилось, что крохотный хуторок с таким безобидным именем приобрел важнейшее тактическое значение на этом участке внутреннего кольца.

Укрепившись в четырех домиках, окруженных тенистым садом, на высоком холме, откуда открывался широкий обзор на реку и на луг перед нею, немцы не давали нашей пехоте, переправлявшейся через Лопань, продвигаться вперед. Гарнизон Зайчика держал под обстрелом и соседние высотки. Надо было во что бы то ни стало взять Зайчик, иначе задержалось бы движение вперед на всем участке. Снова заговорила артиллерия. Град снарядов обрушился на хутор, красные кровли которого укрывали немецкие огневые точки. Вскоре над одним из зданий взметнулся соломенно-желтый язык пламени, и сразу туча дыма встала над ним. Несколько секунд спустя загорелись и соседние дома.

Сквозь стекла бинокля было отчетливо видно, как двое гитлеровцев, уцелевших в этом огненном аду, выскочили из подвала и бросились в лес. Один немец, подняв руки и пошатываясь, медленно, безнадежно побрел навстречу нашим пехотинцам. Но гарнизон хутора в массе своей продолжал отчаянно сопротивляться. Засев на огородах, под деревьями, автоматчики и пулеметчики яростно отстреливались, били по реке и по соседним высотам.

Бой разгорался все жарче. Правее Зайчика на безыменной высоте, исклеванной минами и снарядами и порыжевшей от огня, наша пехота попала под особенно сильный минометный обстрел. Мины ложились рядами и на гребне высоты и у ее подножия, где вилась неширокая дорога, ведущая в глубь леса. Но пехота, накапливавшаяся в садах за зоотехническим институтом, вновь и вновь бросалась вперед, стремясь прорваться сквозь огонь. Было видно, как падают раненые. К ним спешили санитары. Цепи смыкались и шли вперед. Раненых уносили в лощину, где их ждали санитарные двуколки.

Солнце поднималось все выше. Тягучий осадный бой длился часами. Когда приходится иметь дело с такой сложной, разветвленной, заранее подготовленной системой укреплений, солдат должен обладать особым терпением и выносливостью. Ведь в таком бою пройденное расстояние измеряется не километрами, а метрами, и нужны очень, очень крепкие нервы, чтобы хладнокровно вести им счет. Опытный воин знает зато, что эти метры стоят многих километров впереди — именно в боях за опорные пункты он открывает себе путь далеко вперед. И когда, наконец, пехота окончательно скрылась за голым гребнем высоты, на командном пункте облегченно вздохнули. Но тут же только что прибывший сюда генерал Крюченкин, старый, опытный военный с глубоким сабельным шрамом на бритой голове — след давно минувших битв, — сердито сказал: