Франц Таурин - Партизанская богородица

— С кем решили?

— Пока промежь себя.

— Неправильно решили! Отряды растут. Ко мне только уж опосля вашего отъезду сорок человек пришло. Ежели по всем отрядам штыки сосчитать, уже дивизия. А ежели взять по территории фронта — корпус, а то и армия. Такой махиной командовать — надо хоть маломальную военную грамоту. — И заключил просто, без тени рисовки: — Мне не по плечу.

Подождал, не возразит ли чего Набатов, и сказал убежденно:

— Кроме Вепрева, некому быть главнокомандующим.

Опять подождал возражения и добавил:

— Он германскую войну прошел. В больших сражениях бывал. Как там ни говори, а в царской армии зазря офицерами не назначали. Особо из нашего брата.

Сергей не мог не признать в душе, что доводы достаточно вески. Но Брумис поручил ему убедить Бугрова. И Сергей попытался:

— Вепрев уже против съезда пошел. Рисково ему всю власть в руки отдать.

— Пустое! — возразил резко Бугров. — Я к Вепреву присмотрелся. Головой за него поручусь! А что бумагу такую съезду послал, правильно сделал! Не затем, чтобы свою власть показать, а чтобы Митрофаны к власти не присосались!

Сергей прибегнул к последнему доводу, хотя и сознавал, что этот довод не для Бугрова.

— Ты, Николай Михалыч, первый организовал отряд в этих местах. Положил начало партизанской борьбе. Тебя знают и примут с полным доверием. У Вепрева нет таких заслуг. Попросту сказать, несправедливо его ставить над тобой начальником.

В первый раз за все время разговора, Бугров улыбнулся.

— Не туда гнешь, парень! Нашел время заслугами считаться. Не за чины воюем! А то хрен бы нам всем цена!

На обратный путь Бугров дал Сергею своего гнедого с подпалинами жеребца.

— Добрый конь! — сказал Бугров, ласково потрепав жеребца по черной лоснящейся гриве. — Домчит тебя часа за четыре, ежели задницы своей не пожалеешь.

Бугров дал Сергею письмо на имя краевого съезда.

— Я хоть и не делегат, но в совещательном голосе, поди, не откажете, — сказал он по-простецки и в то же время необыкновенно хитро подмигнул Сергею.

Позвал Катю и продиктовал ей:

«Краевому съезду Советов, — Советов пиши с большой буквы! — От имени бойцов Приангарского партизанского отряда и лично сам вношу предложение: Главнокомандующим всеми военными силами Северо-Восточного фронта поставить товарища Вепрева Демида Евстигнеевича — как заслуженного боевого командира и преданного делу революции. Командир Приангарского партизанского отряда Бугров».

Подписал и сказал Кате, у которой после отъезда Брумиса хранилась самодельная печать отряда:

— Припечатай для верности!

Сергей велел Палашке под нагрудным карманом гимнастерки пришить еще один — изнутри — и спрятал туда письмо.

— Ежели понадобится, — добавил Бугров, передавая письмо, — скажи там прямо: бугровский отряд другого главнокомандующего не примет. Это я на случай говорю, ежели вдруг Митрофаны забузят.

— Не позволим!

— Будем в надеже. Еще вот что скажи Брумису. Пущай, как кончится съезд, отпустит тебя в отряд. Ширков не жилец. Не сегодня, так завтра. Без помощника нельзя. Отряд растет. Пора за Белоголового браться.

Палашка обрадовалась. Братка насовсем приедет. Вот спасибо Николаю Михалычу!

И спросила у Сергея:

— К Лизе съездишь?

— Съезжу, сеструха, обязательно, — успокоил ее Сергей.

— Ну, в добрый час! — сказал Бугров, протягивая руку Сергею, и вдруг прервал сам себя. — Нет, погоди! А гнедого-то как же?.. Пелагея! Беги за Корнюхой Рожновым. Срочно ко мне! В полной боевой!

И, отвечая на недоуменный взгляд Сергея, пояснил:

— Жеребца обратно приведет. И ехать вдвоем веселее.

Сергей улыбнулся, вспомнив Корнюхину рану.

— А доедет он верхом?

Бугров, не знавший о деликатном ранении Корнюхи Рожнова, удивился.

— Ты что, забыл? Он у Перевалова в конной разведке.

Только вернулась Палашка, как следом за ней прискакал Корнюха. Грузно спрыгнул со своего рослого мышастого мерина и отчеканил:

— Прибыл по вашему приказанию!

Сергей только подивился его расторопности. Видать, в пользу пошла парню служба во взводе конных разведчиков.

— Поедешь с Сергеем в Больше-Илимское, — сказал Бугров. — Дождешься там, покуда съезд пройдет. Пущай Брумис мне все отпишет в подробности. И жеребца приведешь. Пелагея, дай им хлеба на дорогу.

Кони были добрые. Корнюха — вынослив и еще более терпелив. И Сергею пришлось туго.

Он крепился, сколько мог. Не отдохнувшая от ночного марша поясница ныла все сильнее, и Сергей, кося глазом на Корнюху, стал уже незаметно опираться рукой на переднюю луку.

Но и это не шибко помогало.

— Запалим коней! — сказал он и первый придержал своего ходко рысившего жеребца.

Корнюха не стал спорить. Остановил мышастого и спешился.

— Шагом, а потом уж в поводу, — заметил Сергей.

— Сказал тебе Николай Михалыч, — возразил Корнюха. — Слезай, конь скорее отдохнет, потом опять на рысях пойдем. Эдак-то быстрей будет.

Гнедой жеребец отличался сварливым нравом, и Корнюхе пришлось идти не рядом, а в нескольких шагах позади Сергея. Получался не разговор, а перекликанье. К тому же Сергей был занят своими мыслями.

Сердце щемило сознание, что он с каждым шагом удаляется от Лизы и Кузьки, которые так ждут его и которым он так необходим. «По все дни в тоске....» Он знал, что это не пустые слова... Довез бы Корнюха пакет, а самому скакать в Вороновку... «Кузька в жару, все тебя кличет....»

И словно вьявь увидел перед собой разметавшегося в горячечном бреду сына, услышал слабый невнятный стон, сорвавшийся с пересохших потрескавшихся губ...

Сынок... кровинка моя!.. Доведется ли увидеть?..

— Седай, Сергей Прокопьич. А то прошагаем всю дорогу. Зачем было командирова жеребца брать?

Да, ехать, ехать быстрей! Может, сегодня решится все на съезде. Попросить на отлучку дня три и сегодня же в ночь... Кажись, есть там короткая дорога через перевал...

Ехали крупной рысью с короткими разминками, и Сергей даже глазам не поверил, когда, поднявшись на очередной взлобок, увидел черневшую в лощине гать. За два часа с небольшим одолели половину пути.

— Приляг, отдохни, — сказал Корнюха. — Я присмотрю за конями.

— Боюсь, разморит хуже, — возразил Сергей.

Но усталость брала свое. Лег ничком и, подперев голову кулаками, выгнул изнывшую спину. Чтобы не склоняло в сон, закурил. Корнюха, не успевший позавтракать, достал из котомки ломоть хлеба и кусок сала. Разостлав на земле тряпицу, разрезал хлеб и сало на равные доли.

— Я сыт, — отказался Сергей.

— Один управлюсь, — сказал Корнюха.

— На здоровье!

— Сергей Прокопьич, а про пушку тебе командир говорил? — спросил Корнюха.

— Про какую пушку?