Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя

Чеслер полюбил море и морскую службу и решил навсегда связать свою жизнь с флотом. Смышленый и расторопный юноша старательно учился морской профессии, и командир крейсера направил его на командные курсы. На курсах Чеслер познакомился и близко сошелся с Дмитрием Андреевичем Глуховым. Тал завязалась их крепкая дружба.

В двадцать лет Петр Чеслер стал командиром катера–охотника № 021, входившего в состав звена катеров лейтенанта Глухова. Чеслер многому научился у сурового на вид и малоразговорчивого Глухова. Глухов, вообще очень требовательный командир, Чеслеру совсем не давал поблажек. Он любил этого «малыша», а в понимании Глухова любить и уважать человека, тем более подчиненного, значило не давать ему никаких скидок, быть требовательным не меньше, а больше, чем к другим.

Сейчас Петр Чеслер был известен на всем побережье от Одессы до Севастополя и от Севастополя до Батуми как самый удачливый и храбрый командир катера. Больше всего стычек ему пришлось выдержать с торпедоносцами противника.

Чеслер рассказал, что первый из его конвоев был и самым тяжелым для него. Это было в самом начале войны. Чеслер конвоировал в Севастополь на своем морском охотнике теплоход, груженный снаряжением и продовольствием.

Оставалась последняя ночь перехода, к утру конвои должен был подойти к входному фарватеру. Ночь была темная, беспокойная. Луна то появлялась в просветах громадных тяжелых облаков, то исчезала надолго.

Лейтенант Чеслер с момента выхода из порта ни на минуту не сходил с мостика, вместе с вахтенным сигнальщиком напряженно всматривался в предутреннюю мглу. Ему уже были известны повадки немцев: рано утром всегда появляется самолет–разведчик, а при подходе к фарватеру можно обнаружить сидящий на воде, словно в засаде, торпедоносец.

Медленно приближался рассвет, небо чуть–чуть стало проясняться. С мостика с трудом можно было разглядеть кормовую пушку и дежурных комендоров во влажных капковых бушлатах, когда сигнальщик Волков заметил одиночный самолет противника, идущий в сторону каравана на небольшой высоте.

— Самолет–разведчик, — доложил Волков командиру.

Разведчик это был или нет, но самолет сделал разворот и пошел в атаку на транспорт.

Огонь! Катер–охотник поставил заградительную завесу, и самолет, не сбросив бомб, отвернул и вышел из зоны обстрела.

Находившийся на мостике командир звена Глухов сказал Чеелеру:

— Смотри, Петр, это неспроста он старается! Через несколько минут самолет–разведчик снова пошел в атаку, теперь уже на катер–охотник.

— Внимательно следить за горизонтом, — приказал Чеслер. И тут же сам увидел: с противоположного борта к катеру приближались светящиеся в воздухе огненные точки. Сигнальщик узнал ноющие звуки моторов торпедоносца. Самолет шел низко над водой на бреющем полете.

Комендоры у кормовой пушки и у крупнокалиберного пулемета уже ловили в кольцо прицела вспышки выхлопов мотора. Каждую секунду они готовы были открыть огонь, как вдруг огненные точки словно растаяли и шум мотора самолета пропал.

Потом в сером предрассветном сумраке снова замелькали золотые искры, заныл мотор невидимого самолета, уже впереди по носу катера. Торпедоносец выходил в атаку на транспорт.

— Открыть огонь! — скомандовал Чеслер, и трассирующие пули широким рукавом понеслись навстречу торпедоносцу. Ярко вспыхнул огонь, осветив крыло самолета, — пули угодили в мотор. Снова наступила темнота, подбитый самолет отвернул, уходя в море, а к корме транспорта побежала фосфоресцирующая узкая дорожка. Приближаясь к транспорту, она расширялась, как быстрый горный поток с множеством белых пузырьков, выскакивающих на поверхность воды. Дорожка пересекла бурунный след от винтов транспорта, и торпеда ушла далеко в море.

На транспорте дали самый полный ход вперед и облегченно вздохнули, увидев след за кормой. Но бой на этом не закончился. Взбешенный неудачной атакой торпедоносца и считая, что сейчас на него никто не обратит внимания, самолет–разведчик снова, уже на малой высоте, зашел над транспортом и открыл огонь из всех пушек и пулеметов. Но, видимо, в темноте не рассчитал и, ударившись крылом о мачту транспорта, с грохотом перевернулся и упал в воду.

— Везет тебе! — говорили друзья Чеслеру, поздравляя его.

Но дело было, видимо, не только в везении. Храброму и умелому всегда поможет и случай. А командир звена Глухов, анализируя этот ночной бой, сказал:

— Тот, кто сумеет вырвать у врага инициативу, всегда выйдет победителем, даже не имея преимущества в силе!

Чеслер заметил, как, слушая его, снисходительно улыбались в недавно отпущенные усы некоторые командиры катеров, этакие «морские волки», имевшие по двадцати с небольшим лет от роду: уж они–то знают, как охранять транспорты в конвое.

Закрывая совещание, контр–адмирал Фадеев напомнил командирам, что противника бьют не только числом, но и уменьем. А этого уменья многим командирам пока еще не хватает.

— Делитесь опытом. Изучайте тактические приемы противника, и вы будете во много раз сильнее! — заключил контр–адмирал.

На рассвете следующего дня начальник штаба Морозов приказал мне вызвать в штаб лейтенанта Москалюка.

Москалюк был среднего роста молодой офицер с шапкой курчавых волос, с быстрыми, энергичными движениями, со смелой речью, повадками комсомольского вожака и мягким украинским выговором.

До поступления на флот он окончил техникум и работал в Одессе в редакции комсомольской газеты «Молодая гвардия». На флоте, куда он попал по желанию, поступил в Военно–морское артиллерийское училище имени ЛКСМУ. Учился Москалюк хорошо и в 1940 году одним из первых, блестяще окончив училище, был назначен командиром катера–охотника. В том же году принят в Коммунистическую партию. В боях он действовал умело и решительно и не имел потерь.

Протирая стекла очков и не поднимая от карты уставших глаз, Морозов сказал Москалюку:

— Пойдите в этот квадрат, — он показал на карту, — встретите нашу подлодку. Она идет в надводном положении. Была под бомбежкой, имеет повреждения, не может погружаться. Вам приказано конвоировать ее в базу. — И добавил: — Смотрите будьте аккуратнее с авиацией!

Когда Москалюк на своем охотнике выходил из бухты, ночь еще лежала на береговых утесах, и черная вода беспокойно толкалась у борта катера. Было не по–летнему свежо и тревожно, как перед штормом. Невидимый в ночи город, раскинувшийся на холмах у бухты, казался уснувшим.

Но так только казалось. Множество людей не спало и находилось в готовности у зенитных пушек, на батареях, на боевых кораблях.

Но вот небо на востоке начало медленно отделяться от островерхих гор, утренний туман Стал, тяжелея, оседать к воде. Берега родной земли, порозовевшие, уходили назад.