Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя

— Огонь! — скомандовал командир. Орудия и пулеметы тральщика ударили по торпедоносцу. Он отвернул, не дойдя до дистанции залпа, и скрылся в серой мгле.

Но комендоры на корабле не отходили от пушек и пулеметов, до боли в глазах всматривались в наступающие сумерки сигнальщики. Скоро торпедоносец снова появился, но теперь он шел в атаку на транспорты. Уклоняться от атаки транспортам, связанным буксиром, было трудно.

Командир «Щита» прибавил скорость, и вместе с тральщиком «Взрыватель» открыл огонь по торпедоносцу. С большой дистанции самолет сбросил две торпеды.

Торпеды быстро бежали к корме «Курска». Чтобы уклониться от них, «Белосток» дал полный ход. Рванулся буксирный трос и лопнул со звоном. Но торпеды прошли мимо. Транспорт «Курск», не имея хода, начал дрейфовать к минному полю.

— Приготовить буксир! — подал команду командир тральщика и на малом ходу подошел к беспомощно плывущему по волнам «Курску». В наступившей тьме вместе с холодным ветром начал падать снег. Крупная зыбь кренила корабли. «Курск» уваливался под ветер, и буксирный трос дергал тральщик. Кораблям тяжело было идти против зыби в кромешной темноте, не имея береговых ориентиров и зная, что где–то здесь, под дрожащим железным корпусом корабля, может быть, уже появились первые черные шары минного заграждения. И в это время в той стороне, где должна была открыться земля, замигал белый, тусклый в снежной пелене огонь прожектора.

Это встречал транспорты у подходного фарватера катер–охотник из Севастополя.

На катере все уже устали и измотались, ожидая конвой и лежа в дрейфе на тягучей мертвой зыби. Но транспорты надо было встретить, и снова яркий белый луч разрезал темноту. В светлом луче носились мириады снежинок, они кружились и таяли, не долетая до стекла прожектора. И снова наступила тьма. Так продолжалось в течение нескольких часов долгой зимней ночи.

— Чайку бы горячего неплохо, — сказал вахтенному матросу Бычков. Он уже изрядно продрог, его клонило в сон, но он не уходил с мостика.

В этот момент какая–то огромная тень медленно надвинулась на катер.

— Включить ходовые огни, — скомандовал Бычков и передвинул ручки машинного телеграфа.

Подходил транспорт. Обменявшись опознавательными сигналами, корабли легли на фарватер.

— Конвой явно опаздывает и в базу будет входить с рассветом! — с досадой бросил на карту циркуль начальник штаба Морозов и, обращаясь ко мне, распорядился: — Передайте командиру дивизиона Гайко — Белану: контр–адмирал приказал выслать звено катеров, встретить транспорты и прикрыть их дымовой завесой. Позвоните в береговую оборону и предупредите их, конвой наверняка будет обстрелян немецкой артиллерией. Проверьте, поднялись ли с аэродрома истребители. А я позвоню сейчас оперативному дежурному по эскадрилье, чтобы выслал самолеты–дымзавесчики. Протянем тогда дымовую завесу от Херсонесского мыса до Константиновского равелина.

Стало уже совсем светло, когда транспорты с охранением подошли к Херсонесскому мысу и затем легли на Инкерманский створ.

Обнаружив на подходе к Севастополю конвой, первыми выскочили из–за облаков «Ю-88». Не выдержав огня зенитной артиллерии и атак наших истребителей, самолеты сбросили бомбы с большой высоты. В то же время фашисты открыли огонь из тяжелых орудий. Фарватер был у них пристрелян, и снаряды стали ложиться то по носу, то по корме «Курска», который шел на буксире у тральщика «Щит». Транспорт «Белосток» уже ушел вперед и был у боковых ворот.

Бычков понял, что многое теперь зависит от него, и прибавил скорости. Катер–охотник распустил пушистый хвост бело–серого дыма, чтобы закрыть транспорты и тральщик дымовой завесой. Часть фашистской артиллерии стала бить теперь по катеру. Но Бычкова беспокоил не только огонь вражеской артиллерии, он знал, что катер–охотник не такая уж большая цель, чтобы в нее можно было попасть с первого же залпа, его больше всего беспокоило то, что дымовой завесы явно не хватит прикрыть корабли на всем их переходе в базу.

Но в то время, когда дымовая завеса была уже на исходе, из бухты вышли два катера–охотника. Обгоняя их, выскочило звено торпедных катеров, поднялся с аэродрома самолет–разведчик. Теперь на фарватер нанесло столько дыма, что не видно стало ни кораблей, ни транспортов.

В действие вступила и наша береговая артиллерия, она открыла сосредоточенный огонь по батареям фашистов.

В воздухе дрались «яки» с «мессершмиттами», пушки береговой обороны перестреливались с батареями противника; катера–охотники и торпедные катера, распустив веера дыма, сновали по фарватеру. А корабли конвоя медленно передвигались к Севастополю.

Борьба за транспорты продолжалась и во время стоянки их в базе.

Огромные клубы дыма окутывают бухту и стоящие в ней корабли. Но порывистый ветер разрывает и уносит в море дымовую завесу, открывая корабли и причалы. Снова клубы серого дыма, поставленные кораблями, стелются над бухтой. Ровно гудят патрульные самолеты–истребители, запрокинули в небо свои стволы пушки зенитных батарей. Эта борьба за сохранность транспортов длится до тех пор, пока они разгружаются у пристани, принимают раненых и эвакуируемых и снова выходят из порта за кромку минного поля.

Проводив транспорты до боновых ворот, у входа на внутренний севастопольский рейд, катер Бычкова возвращается к себе в бухту.

Иван Иванович Дзевялтовский устал и замерз после бессонной беспокойной ночи, проведенной на мостике, но, несмотря на это, он в приподнятом настроении: задание выполнено.

Старший матрос Чиликов приносит ему завтрак и достает неизменную фляжку. Эта дюралевая аккуратно обшитая войлоком фляга никогда у него не пустовала. Только ему одному известным способом он всегда умел наполнять ее.

Но Иван Иванович отрицательно трясет головой.

— Нет, нет, только спать… спать…

Мы теперь больше работаем ночами и отдыхаем днем. Ночью приходят с Кавказа транспорты с войсками и продовольствием, ночью приходят и боевые корабли — крейсеры и эсминцы. Ночь для нас сейчас лучший союзник.

Принимая в конце дня оперативное дежурство по штабу соединения от капитана 2 ранга Федоренко, читаю записи в вахтенном журнале:

«В 6.00 тяжелая артиллерия противника обстреляла Севастополь и фарватер.

В 7.00 вошли в базу транспорт «Белосток» и тральщик «Взрыватель» и транспорт «Курс» на буксире у тральщика «Щит».

Ну и хорошо, раз все закончилось благополучно.

Лютый декабрьский день был на исходе, когда катер–охотник лейтенанта Баженова вернулся из дозора. Смена пришла поздно, уже начало темнеть. И сам Баженов и весь его экипаж основательно измотались. Зимний шторм бушевал где–то в центре Черноморского бассейна, а туда, где стоял в дозоре катер–охотник, доходила тягучая мертвая зыбь, валившая катер с борта на борт в течение суток.