Владимир Дубровский - Наше море

Я едва успел поздороваться, как был втянут в круговорот оживленной беседы.

Стояла поздняя осень 1942 года. Это было горькое и трудное время. Ожесточенные бои шли на горных перевалах. Немцы любой ценой стремились прорваться к морю, захватить Туапсе, Поти, Батуми, чтобы поставить Черноморский флот перед катастрофой. Они уже готовились разместить своих раненых в санаториях Сочи, строили планы вывоза нефти из Батуми. А турецкая печать гадала, будет ли Черноморский флот прорываться через Босфор или будет затоплен, как это произошло в 1918 году, когда оставшиеся верными революции корабли, находясь [12] в безвыходном положении, были затоплены в Новороссийской бухте.

На море по–прежнему врагом номер один была немецкая бомбардировочная и торпедоносная авиация, а в районе Геленджик — Туапсе действовали торпедные катера противника. И когда стало известно, что корабли соединения должны конвоировать суда с войсками в Туапсе, где на перевалах к Черноморскому побережью шли ожесточенные бои с фашистами, многие задумались: это была сложная и трудная задача. На совещании у контр–адмирала должен был решиться вопрос, какие корабли будут охранять транспорт и кого назначат командиром конвоя.

Естественно, что эти вопросы волновали собравшихся, но прямо о предстоящем походе не говорили.

— Отплавался наш флагман! — с грустной иронией проговорил Ратнер, обращаясь к собравшимся.

— А что такое? В чем дело? — посыпались вопросы.

— А вы что, не слышали разве? — спросил Ратнер. — Старика «Коминтерн» приказали разоружить. Пушки пойдут на оборону Туапсе, а корпус посадят на грунт у входа в реку, чтобы не заносило устье илом и песком. А то мы скоро и входить в море не сможем!

Кто из нас не знал этот старинный корабль, одногодок, знаменитого крейсера «Аврора»! В годы восстановления Черноморского флота «Коминтерн» был флагманом на Черном море. На нем служили когда–то и командир нашего соединения контр–адмирал Фадеев, и многие другие старые черноморцы. «Коминтерн» активно участвовал в боях под Одессой, Керчью и Феодосией, но не так давно при массированном налете авиации на Поти старый крейсер был сильно поврежден и к дальнейшему боевому использованию не пригоден. И все–таки расставаться с «Коминтерном» было жалко.

Потом разговор зашел о другом. Последней сенсацией на плавбазе были похождения медвежонка, взятого матросами на «воспитание». За время своего недолгого пребывания на корабле он успел натворить много бед: забрался в каюту контр–адмирала, перевернул там все и позавтракал туалетным мылом. Ему понравилась койка флагманского артиллериста Федоренко, и он улегся на ней и не уступал место хозяину. А на днях медвежонок захотел полакомиться: пробрался на корабельный камбуз и перевернул многоведерный бак с компотом. В конце [13] концов контр–адмирал распорядился списать беспокойного «моряка» на берег.

В кают–компанию торопливо вошел адъютант командира соединения Осипов:

— Контр–адмирал приглашает к себе капитана третьего ранга Ратнера!

Разговор прервался, и я, воспользовавшись этим, подошел к штурману Чугуенко.

— Ну что ж, пойдем ко мне, — предложил Чугуенко. — Познакомлю с обстановкой и расскажу, что нового у нас произошло за время твоего отсутствия.

В каюте у Чугуенко на столе лежала стопка газет.

— Читал? — спросил он, разворачивая одну из них. — Я сохранил этот номер.

Это была газета «Красный черноморец» от 2 августа 1942 года. В ней я увидел приказ командующего флотом о награждении группы участников обороны Севастополя. Среди награжденных орденом Красного Знамени была и моя фамилия.

Чугуенко рассказал, как одним из первых кораблей на реку вошел тральщик «Якорь» и несколько сторожевых катеров. Недалеко от селения на реке установили недостроенный корпус транспорта и на нем создали плавучую мастерскую, столь необходимую для ремонта кораблей, а позже на реке поставили и плавучую базу кораблей.

Я с интересом слушал Чугуенко. Дело в том, что сразу после оставления Севастополя в июле я был откомандирован в Астрахань, где вошел в состав комиссии для составления отчета об обороне Севастополя. В комиссию вошли представители Черноморского флота и Приморской армии. По возвращении на Кавказ я попал в госпиталь. По должности я был командиром по оперативной части бригады (помощник начальника штаба). Естественно, меня в первую очередь интересовала оперативная обстановка на Черном море.

Чугуенко рассказал о героической обороне Новороссийска. В городе был создан оборонительный район, объединивший защитников города на суше и на море. Моряков возглавлял командующий Азовской флотилией контр–адмирал С. Г. Горшков. 11 сентября 1942 года у стен цементного завода «Октябрь» фашисты были остановлены и

больше не продвинулись ни на метр. Теперь противник рвется через горные перевалы к Туапсе. Но и там ему не пройти!

Захватив Севастополь и часть Новороссийска, немцы рассчитывали свернуть боевые действия на Черноморском флоте. Но не вышло. Мы по–прежнему являемся хозяевами на Черном море! Черное море — наше море!

Главная задача нашего соединения — это обеспечение морских перевозок для фронта. Тральщики и сторожевые катера ежедневно ходят в конвои, несут службу охранения своего побережья. А каждый конвой [1] Конвой — группа транспортов, охраняемых на переходе боевыми кораблями. — это бои с подводными лодками и авиацией противника, которая досаждает нам больше всего. Соединение наше теперь называется бригадой траления и заграждения.

Основной корабельный состав прежний: базовые тральщики и сторожевые катера, а также катерные тральщики и более мелкие суда.

Много новостей было и в штабе соединения. Только что прибыл и приступил к работе новый начальник штаба капитан 2 ранга Александр Федорович Студеничников.

— Ну и как он? — спросил я Чугуенко о новом начальнике штаба. Чугуенко собрался ответить, но в это время над головой раздался шум.

— А вот послушай, — загадочно сказал Чугуенко. «Тук, тук, тук» — гулко стучали чьи–то каблуки по железным ступенькам трапа.

— А сейчас услышишь телефонный звонок, — не объясняя в чем дело, продолжал Чугуенко.

И действительно, раздался короткий звонок, и в телефонной трубке послышался отрывистый голос:

— Зайдите ко мне!

— Есть! — ответил Чугуенко. — Идем, по дороге расскажу, — продолжал он, положив телефонную трубку. — Каюта моя, как видишь, расположена под адмиральским салоном, и мне всегда слышно, когда начальник штаба спешит к контр–адмиралу. Надо сказать тебе, что новый начальник штаба человек быстрый и энергичный. Сейчас будут даны цеу!

Вместе со штурманом Чугуенко я вошел в каюту. Капитан 2 ранга Студеничников оказался человеком высокого роста, плотным, в просторном кителе с белым [15] жестким подворотничком. Темные глаза его смотрели твердо и решительно. Принял он меня и Чугуенко стоя. Распоряжения отдавал быстро и лаконично. Чугуенко едва успевал делать пометки в блокноте. В нем было столько энергии, неперебродившей силы, что, казалось, мостик быстроходного корабля был бы более подходящим для него местом, чем штабная каюта. Может быть, это впечатление складывалось потому, что Студеничников был полной противоположностью прежнему нашему начальнику штаба, человеку очень спокойному и неторопливому.