Степан Калинин - Размышляя о минувшем

На рассвете 8 октября я выехал в Дульцево. Хотелось самому убедиться в прочности правого фланга дивизии. Попытался проехать на Торопово и Андреевское. Однако в Андреевское попасть не удалось. Оттуда в сторону Петерниково проследовали пять танков и пять бронетранспортеров противника.

Это была разведка, о чем свидетельствовали пожары, вспыхнувшие в Андреевском. Немецкие разведчики, двигаясь на расстоянии 20–25 километров впереди основных сил, сжигали по пути все, что могло гореть, указывая таким образом путь своим частям.

Когда мы возвратились в Извеково, по всему фронту обороны дивизии шла сильная ружейно–пулеметная перестрелка. Новых атак гитлеровцы не предпринимали. Воспользовавшись некоторым затишьем, генерал Сверчевский приказал левофланговому полку передвинуться из Варварово в Кулеметьево и быть готовым атаковать гитлеровцев в направлении Петерниково. Командиру другого полка, который ночью был выведен в район Капорихи, — закрепиться на реке Вазузе и держаться до последней возможности, преграждая путь врагу к станции Новодугинская. Свой командный пункт генерал перевел в Кулеметьево. Всю вторую половину дня дивизия вела тяжелый бой с противником на рубеже Слизнево — Приказники — Торопово фронтом на север и северо–запад.

Дивизия нуждалась в пополнении людьми, снабжении боеприпасами, вооружением. Но ни в чем этом я практически не мог помочь командиру. Надо было ехать в штаб фронта. Сказал о своем решении генералу Сверчевскому.

— Поезжайте, — проводил он меня к машине. — Доложите командующему обо всем, что видели. За меня не беспокойтесь. Буду маневрировать, сдерживать фашистов, не дам им окружить дивизию. А если все же кольцо сомкнется, будем драться в окружении. Так и скажите генералу Коневу.

На этом мы распрощались. 248‑я дивизия, как я узнал потом, стойко выдержала натиск врага, хотя и понесла серьезные потери. С генералом Сверчевским я вновь встретился только в 1944 году в Харькове. Тогда он занимал должность заместителя командующего формировавшейся в районе города Сумы армии Войска Польского.

Не удалось в те тяжелые дни увидеться и с генералом В. И. Виноградовым. Каждый из нас был занят своим делом. Но я знал, что он успешно перебазировал тылы 30‑й армии.

…Из 248‑й дивизии мы выехали на большак Сычевка — Вязьма. В километре севернее Торбеева встретили двух связных мотоциклистов. Они возвращались из Сычевки в штаб фронта, но где он находится, не знали.

Остановились, сошли с большака в кусты. Я стал писать донесение, намереваясь послать его с мотоциклистами. Кузьмин остался на дороге для наблюдения. Не прошло и двух минут, как он крикнул:

— Немецкие танки!

Мы залегли в кустах. Танки пронеслись по большаку, при этом выстрелом из орудия разбили нашу «эмку». Пришлось дальше следовать на попутной.

В Туманово, где прежде располагался штаб тыла фронта и узел связи, мы никого не застали. Выехали на Минское шоссе и проскочили до Можайска. Только там удалось узнать, что штаб находится в Гжатске. Не задерживаясь, выехали туда. Штаб готовился к перебазированию на новое место. Но генерал И. С. Конев сразу принял меня. Кратко я доложил о всех событиях, свидетелем которых был со 2 по 8 октября, попросил отметить отличные действия командиров 101‑й моторизованной и 248‑й стрелковой дивизий. Как нельзя кстати оказались и привезенные мною сведения о противнике.

Ночью мне пришлось выехать к генералу Щербакову, который командовал подразделениями штаба фронта, оборонявшими подступы к Гжатску. На месте уточнил обстановку, а рано утром — снова в штаб фронта, перебазировавшийся за ночь в район Можайска.

Генералы И. С. Конев и В. Д. Соколовский заслушали мое сообщение об обстановке в районе Гжатска. Потом Конев сказал:

— Придется вам принять командование частями, действующими на фронте Гжатск — Юхнов, чтобы подготовить их к нанесению контрудара по врагу в направлении Вязьмы. Сейчас для нас важно использовать каждую возможность, чтобы сдержать натиск противника, заставить его сражаться там, где нам выгодно. Пополнений не просите, у нас их нет. А для управления войсками подчиняю вам отдел боевой подготовки штаба фронта во главе с полковником Каменским.

Так в октябре грозного сорок первого года мне снова пришлось командовать оперативной группой.

Помимо отдела боевой подготовки штаба, генерал В. Д. Соколовский выделил в мое распоряжение пять мотоциклистов.

— Из средств радио и проводной связи пока ничего дать не могу. Постарайтесь на месте использовать все, что возможно, — добавил он.

Полковник Каменский, ставший теперь начальником штаба группы войск, сообщил:

— В отделе восемь командиров, три красноармейца, делопроизводитель и машинистка.

Этого было вряд ли достаточно для управления войсками, действующими на довольно широком фронте. К тому же ни командующий, ни начальник штаба ничего не сказали о войсках, которые должны были войти в мое подчинение, ограничившись лишь замечанием, что комплектовать группу придется мне самому непосредственно на месте.

Накануне я познакомился только с отрядом генерал–майора Щербакова из трех тысяч бойцов и дивизиона артиллерии. А есть ли там другие части?

Оставив полковника Каменского в районе Можайска, поручил ему доукомплектовать штаб за счет вышедших из окружения командиров; задерживать все двигавшиеся на восток подразделения и одиночек, комплектовать из них батальоны и готовить к отправке в район Гжатска; останавливать все автомашины, водители которых потеряли связь со своими частями, сформировать из них два–три автобатальона.

С группой остальных командиров бывшего отдела боевой подготовки я выехал в сторону Гжатска искать части и соединения, чтобы установить с их командирами связь и договориться о взаимодействии в предстоявших боях.

На перекрестке Минского шоссе южнее Гжатска встретил полковника А. М. Томашевского, своего старого сослуживца по 84‑й стрелковой дивизии в Туле. С первых дней войны и до начала немецко–фашистского «генерального» наступления на Москву он командовал запасной фронтовой бригадой. Тех красноармейцев бригады, которые не имели оружия, Томашевский успел отправить в тыл, а имевших оружие бойцов и курсантов школы младших командиров объединил в сводный отряд и занял оборону по обе стороны шоссе, укрепившись на восточном берегу речки Гжать. Связи с соседями и штабом фронта у него не было.

— В отряде у меня немногим более тысячи человек, — начал докладывать он. — Народ боевой, крепкий. Все поклялись не пропустить врага к Москве.

Выслушав полковника Томашевского и одобрив его действия, я потребовал от него как можно быстрее связаться с генералом Щербаковым, левый фланг отряда которого находился в деревне Потапово. Пояснил далее, что задача состоит не только в том, чтобы сдержать натиск врага, но и контратаковать его, помогая тем самым нашим соединениям, застрявшим в тылу у гитлеровцев, пробиться из окружения.