Степан Калинин - Размышляя о минувшем

— Ну и каково ваше впечатление? — спросил он.

— Впечатление такое, что от них, видно, толку не добьешься, — ответил за всех Василий Сукачев.

Разговор затянулся надолго. На востоке уже занималась заря, когда мы, уставшие, полные самых разнообразных впечатлений, вернулись на вокзал, чтобы час–другой отдохнуть в зале ожидания.

Почти весь следующий день провели на заводах и фабриках. Балтийский завод обрушился на нас грохотом сотен машин и кузнечных молотов. В цехах текстильных фабрик, где я работал до военной службы, тоже немало шума, но по сравнению с фабриками завод показался сущим адом. Удары кузнечных молотов по раскаленным докрасна болванкам напоминали орудийные выстрелы. Над урчащими и воющими станками всюду возникали радуги огненных искр. Непрерывный лязг металла сливался с монотонным шипением трансмиссий. Мои товарищи по делегации, которым не доводилось прежде бывать на предприятиях, долго не могли освоиться со всем этим шумом.

Но вот наступил перерыв. Мы подошли к группе рабочих, поздоровались, назвали себя.

— Товарищи, к нам фронтовики прибыли, подходите поближе, побеседуем с ними, — громко, на весь цех закричал молодой рабочий, которого мы видели перед этим у нагревательной печи. Со всех концов огромного цеха потянулись десятки кузнецов, штамповщиков, слесарей и токарей. Каждый поочередно жал нам руки.

— Рассказывайте, как там у вас на фронте дела, — снова заговорил молодой рабочий. — Сначала вас послушаем, а потом и о своих делах поведаем.

Я коротко рассказал о настроениях солдат–фронтовиков, о деятельности солдатских комитетов, о целях нашего приезда в Петроград.

— Пора кончать войну. Всем она осточертела — вам на фронте, а нам здесь, в тылу, — произнес один из рабочих, как бы подводя итог моему рассказу. Его слова были встречены гулом одобрения.

— А сколько у вас на заводе большевиков? — поинтересовались мы.

— Все наши рабочие за большевиков. Есть, конечно, несколько меньшевиков и эсеров, но они не в счет, — сказал кузнец. — Их болтовне мало кто верит.

— Неладно как–то получается, — заговорил молчавший до того Василий Сукачев. — Вы готовитесь разгонять Временное правительство, а на фронте офицеры ведут агитацию против рабочих и большевиков. Кое–кто верит их брехне. Присылайте к нам своих агитаторов, а то как бы не было беды. Направят нас опять, как в пятом году, против рабочих, тогда поздно будет…

— А сами вы что же, овечками прикидываетесь? — перебил его пожилой мастеровой с пышными седыми усами. — Не слушайте офицеров, не поднимайте оружия против своих братьев рабочих.

Бодрое, боевое настроение рабочих было лучшим доказательством того, что они безгранично верят большевикам, Ленину, готовы в любой момент подняться на борьбу за подлинно народную власть Советов. На Балтийском заводе мы договорились о необходимости лучше информировать фронт о революционных событиях и настроениях в тылу. Рабочие обещали поставить этот вопрос в ЦК и Петроградском комитете большевиков.

Несколько часов провели на Обуховском заводе. Его рабочие, как и балтийцы, дали нам наказ — смелее и решительнее разоблачать клевету офицеров на большевиков, сплачивать свои ряды для борьбы с буржуазией. Теперь все мы окончательно поняли, с кем нам по пути, кто друг и кто враг революции.

— Пусть только попробуют офицеры взять нас «на пушку», мы сумеем дать им отпор, — сказал рабочим–обуховцам член делегации от артиллерийского полка Славин.

Мы единодушно поддержали его.

Вечером вместе с группой рабочих нам удалось пробраться в Таврический дворец, где заседал Петроградский Совет. Устроились на заполненной до отказа галерке. С трепетом и волнением разглядывали сверху полукруглый зал, где сидели депутаты.

На возвышении заняли свои места члены президиума. Началось обсуждение вопроса о так называемом «займе свободы». Один за другим на трибуну поднимались эсеры, меньшевики. Все они ратовали за «заем свободы», за продолжение войны.

«Война до победного конца!» — повторяли в один голос ораторы. Слушая их, мы мысленно задавали вопросы: «Чьими руками вы собираетесь воевать, господа? Почему вы сами отсиживаетесь здесь, в роскошных дворцах, не посылаете на фронт своих сыновей? Почему требуете денег на войну с народа, а не хотите расстаться со своими богатствами?»

Наконец слово было предоставлено депутату–большевику. Когда он громко произнес: «Ни одной рабочей копейки на продолжение войны!», на галерке загремели бурные аплодисменты. В зале поднялся невообразимый шум. Председательствующий, размахивая звонком, безуспешно призывал к тишине. Воспользовавшись непредвиденным перерывом в заседании, мы вышли на улицу. На площади увидели толпы возбужденных рабочих, чиновников, студентов. Здесь также обсуждался вопрос о займе, но обсуждался по–своему. Жаркие споры порой переходили в потасовки.

Приложив немало усилий, выбрались из толпы. Было уже поздно, но мы, не сговариваясь, направились к особняку Кшесинской. Там и провели ночь, удобно расположившись в мягких креслах.

Все последующие дни своей питерской командировки мы почти не покидали штаба большевиков. Несколько раз встречались с членами ЦК, снова и снова рассказывали им о настроениях солдат на фронте, слушали их указания о том, как лучше организовать политическую агитацию среди фронтовиков.

25 или 26 апреля разыскали Николая Васильевича Крыленко. Теперь мы уже знали, что он почти тринадцать лет состоит в большевистской партии, хорошо знаком с Владимиром Ильичем Лениным, принимает деятельное участие в революционной работе.

— Вы обещали нам, Николай Васильевич, организовать встречу с Лениным, — с ходу атаковали мы Крыленко. — Не забыли о своем обещании? А то ведь нам пора возвращаться на фронт.

— Нет, не забыл, товарищи. Попрошу вас сегодня никуда не уходить. Вечером Владимир Ильич должен быть здесь. Постараюсь представить вас ему.

Оставив нас в небольшой комнате, он быстро зашагал по коридору, а мы начали обсуждать план встречи с Ильичем. Распределили между собой «обязанности», договорились, кто какие вопросы будет задавать, о чем прежде всего следует рассказать Ленину.

Прошло примерно часа два, прежде чем возвратился Крыленко.

— Ну, товарищи фронтовики, — улыбаясь сказал он, — вам повезло. Владимир Ильич здесь и очень хочет вас видеть.

Следуя за Крыленко, мы прошли в другой конец особняка. У одной из дверей Николай Васильевич остановился, постучал.

— Пожалуйста, входите! — послышалось за дверью.

Когда мы вошли, Владимир Ильич поднялся нам навстречу, положил на круглый столик книжку, которую перед тем читал.

— Здравствуйте, товарищи! — радушно произнес он. — С фронта? Вот это хорошо. Рассаживайтесь.