София Черняк - Луч во тьме

— Николай, беда! — воскликнул Григорий, и рассказал о визите неизвестных.

Через пять минут Шешеня уже был на пути в Дарницу.

Кочубей взволнованно ходил по комнате. На душе у него было неспокойно.

— Машенька, поиграйте! — попросил он.

Омшанская села за рояль. Она знала, что Кочубей любит музыку, но на этот раз он слушал невнимательно. Ей было понятно душевное состояние Григория. Конечно, сейчас он мысленно был на Железнодорожном шоссе, в домике Тимченко, в подземной типографии… Маша играла вяло. Ее мучили те же мысли.

Шешеня возвратился быстрее, чем можно было ожидать. Он влетел в комнату и растерянно опустился на стул.

— Провал… Матвеев пять дней назад арестован.

Первый провал!

Шешеня рассказал: у Матвеева в группе был Дзюба. Десять дней назад гестаповцы схватили его с листовками в Броварах. Дзюба, видимо, не выдержал пыток и назвал членов организации. Взяли всех, в том числе и Матвеева.

— Неужели и Матвеев не выдержал?

— Надо думать… Иначе — откуда шпики узнали, где живет Иевлев? — развел руками Шешеня.

— А если Дзюба и Матвеев не виноваты? Тогда, значит, среди нас провокатор…

В комнате наступила тишина. Как разгадать страшную тайну? Двое мужчин и женщина сидели на диване, растерянные, подавленные.

Первым опомнился Кочубей.

— Надо действовать, друзья. Маша, разыщите Бориса Загорного и приведите его сюда. Необходимо немедленно же свернуть типографию, вывести оттуда Ананьева и Сороку.

Омшанская быстро оделась и вышла из дому.

Той ночью в квартире Омшанской Кочубей, Шешеня и Загорный долго сидели, продумывая план эвакуации типографии.

Никита Сорока и Володя Ананьев залегли с гранатами на чердаке. Они внимательно следили за тем, что происходит на шоссе. Договорились, если только появятся гестаповцы, — открыть огонь.

На шоссе безлюдно. Из дома Ананьевых вышел с большим чемоданом в руке хорошо одетый молодой господин. Это был Сергей Ананичев.

Злой ветер со свистом крутил сухой колючий снег. Ноги увязали в сугробах. Набитый шрифтом чемодан оттягивал руки. Но идти надо ровно, легко, чтобы не обратить на себя внимания.

Часто останавливаясь, Сергей поднялся в гору. Вслед за ним шел Кочубей. Друзья вышли на Красноармейскую и направились к дому Лидии Малышевой. Они вынесли почти все хозяйство типографии.

Теперь оставалось спешно найти приют для Ананьева и Сороки. За это взялся Загорный: он обещал подыскать для них на Подоле надежную квартиру. Шешеня побежал к знакомому парикмахеру за париком и бородкой, чтобы изменить внешность Володе Ананьеву, иначе ему на улицу не выйти.

И вот подземные печатники получили весточку от Кочубея: 5 января, утром, за ними придет Шешеня.

— Итак, завтра уходим, мама, — сказал Володя грустно.

Тихо стало в доме у Ананьевых. Привыкшие к напряженной работе типографщики скучали.

— Может, удастся послушать Москву? — спросил Сорока.

Володя принес из кладовки самодельный радиоприемник и настроил на Москву.

полилась грустная мелодия.

— Хорошая песня! — сказал Никита.

— За душу берет, — подхватил Володя и начал подпевать.

Потом диктор объявил: «В последний час».

И все услышали: «Четвертого января наши войска после решительной атаки овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик…»

Вера Давыдовна вздохнула:

— Счастливцы! Когда мы уже услышим такое про Киев?

— Скоро, мама, скоро!

— Дожить бы…

Вера Давыдовна поставила на стол чайник:

— Выпейте кипятку, и спать. Хоть отоспитесь немного.

Она бросила в стакан сушеной морковки, и кипяток пожелтел. Но людям тогда и такой «чай» казался вкусным.

Так закончился день 4 января 1943 года.

Железнодорожное шоссе просыпалось в 7 часов утра, когда заканчивался комендантский час. В это утро оно проснулось раньше.

Обитателей домика Ананьевых разбудили какие-то крики.

— Немцы! Гестапо! — истошно закричал женский голос и оборвался. Стало тихо, словно на кладбище. Но вот снова донесся крик… Зазвенело разбитое стекло.

Володя и Никита припали к окну.

— Немцы у соседей!

— Бегите! Милые мои, удирайте! Скорее! — умоляла Вера Давыдовна. Она сорвала с вешалки пальто. — Одевайтесь. Скорее!

Но было поздно: на крыльце появился солдат. Вера Давыдовна успела придвинуть к двери стол. На него полетели матрацы, подушки, стулья. Забаррикадироваться! Они будут биться насмерть! Живыми гестаповцам не сдадутся. Володя выкатил пулемет. Все же пригодился. А когда Кочубей приносил его сюда по частям, не верилось, что их смогут обнаружить, что им придется обороняться. Вера Давыдовна принесла гранаты. Никита вытащил наган.

— Мальчики, прощайте!..

— Да, мама, живыми нам отсюда не выйти, — прошептал Володя. Он нежно обнял мать, поцеловал ее сухие, горячие глаза, которые, казалось, разучились плакать.

— Откройте! Стрелять будем!

Володя и Никита упали на пол. У щелки закрытой ставни замерла Вера Давыдовна.

— Они схватили Тимченко… Волокут Оксану по земле. Негодяи, ведь у нее больные ноги, — Вера Давыдовна задрожала.

В двери полоснула автоматная очередь.

— Мама, ложитесь! — крикнул Володя и, подскочив к окну, швырнул гранату.

— А-а-а…

Гитлеровцы откатились, обледенелое крыльцо залила кровь.

В это время на шоссе появились грузовики с солдатами.

— Не стрелять! — скомандовал офицер. — Этих негодяев взять живьем.

Солдаты с автоматами кинулись к домику. В руках переднего — лом. Они не успели ударить по двери — из окна вырвался пулеметный огонь, полетели гранаты.

Вопль разнесся над Черной горой. А на покрытой грязным снегом горе появились люди. Жители Железнодорожного шоссе с восторгом смотрели на маленький домик, ставший грозной крепостью.

Упала Вера Давыдовна. Пулеметной очередью перебило ей ногу.

— Сынки! Спрячьтесь, бегите в подземелье! У меня еще есть сила, я замаскирую туннель… Погибну, но вас они не найдут, — умоляла мать.

— Нет, мама, мы вас не оставим… Фрицы дорого заплатят за нашу жизнь, — Володя размахнулся и бросил в окно еще одну гранату, последнюю.

Неожиданно бой затих.

— Видимо, гитлеровцы решили передохнуть. Что ж, отдохнем и мы…

Что замышляют фашисты? Володя осторожно подкрался к двери. Вокруг дома залегли цепью солдаты. Осада.

Воспользовавшись передышкой, Володя перевязал рану матери и положил ее на кровать. Ребята привели в порядок боеприпасы. Осталась пулеметная лента и патроны к нагану. Можно еще держаться.

Прошло два часа. Фашисты поднялись и с автоматами наперевес бросились вперед. Это была настоящая атака, как на поле боя. И на этот раз фашисты откатились, понеся потери.