Георгий Марков - Орлы над Хинганом

Бойцы крякали все громче, ругались злее, прижимались один к другому крепче. Но помогало это мало.

Рота еще не спустилась с сопки, когда началось то, чего особенно боялся Егоров. У бойцов стали мерзнуть ноги. Первый заявил об этом Соколков. Он долго молчал, кусал от боли губы, но в конце концов не выдержал и громко простонал.

— Ты что, Витя? — спросил его командир взвода Наседкин.

— Ноги до того озябли, что в сердце покалывает. Терпежу нет, — стараясь говорить со смешком, но не в силах скрыть слез, произнес Соколков.

— И у меня, товарищ старшина, тоже ноги не двигаются!

— И у меня!

— И у меня! — послышались отовсюду голоса бойцов.

Наседкин доложил Егорову. Филипп и сам давно уже чувствовал, как у него коченеют пальцы. Двигайся рота быстрее, ускоренным маршем, возможно, этого не произошло бы, ноги отогревались бы на ходу. Но идти быстрее из-за ветра не было мочи.

Егоров вспомнил строгий наказ капитана Тихонова и обратился за советом к политруку.

— Я бывал на Алтае в таких же переделках и знаю, как тут быть, — проговорил Петухов.

Он энергичными движениями плеч раздвинул бойцов, вошел в середину роты и громко, чтоб слышали все, сказал:

— У кого замерзли ноги, садись на землю, сбрасывай обутку и натирай ноги снегом докрасна.

Петухов быстро опустился, сбросил с одной ноги кирзовый сапог, поддел горсть снега и с яростью принялся растирать ногу. Потом он проворно обернул покрасневшую ногу портянкой и натянул сапог. Когда он принялся проделывать то же с другой ногой, возле него уже сидели Соколков, старшина Наседкин и Прокофий Подкорытов. Остальные бойцы, плотным кольцом окружив товарищей, защищали их от порывов холодного ветра…

Екатерина Тарасенко проспала до полудня. Очнувшись и еще не открыв глаз, она услышала голос капитана:

— Самое опасное, если они собьются с направления и двинутся в сторону границы. А там разве разберешься, чьи сопки: свои ли, японские ли… Единственно на кого надежда — на секреты пограничников. Опять же, видимость ни к черту…

Тихонов говорил шепотом, но тревога, какой он был охвачен, прорывалась в его голосе, и Тарасенко лежала, раздумывая: «Что же произошло? А что-то произошло определенно».

— У них же, Прохор Андреевич, компас и карта, — послышался другой голос, незнакомый Тарасенко. — Я вот чем озабочен: мороз, ветер, а одежонка плохая, померзнут… Что-то надо предпринять, и немедля, пока не надвинулся вечер.

— Хе! Компас! Карта, — опять заговорил тревожным шепотом Тихонов. — В такую погоду только по веревке можно безошибочно двигаться… Ну, вот что… Власов! — несколько возвысил голос капитан.

Послышались торопливые, осторожные шаги, и в разговор вступил третий голос:

— Слушаю вас, товарищ капитан.

— Отправляйтесь немедленно на склад, возьмите несколько взрывпакетов и взорвите их в разных местах с небольшими промежутками. Возможно, Егоров услышит это и использует как ориентир.

Власов чуть прищелкнул каблуками и вышел. Потом заскрипели сапоги, и Тихонов удалился из землянки вместе с тем человеком, с которым он разговаривал.

Тарасенко полежала еще с минуту, сладко позевывая и потягиваясь, и вдруг поспешно приподнялась на локте, подумав: «Что же я-то лежу. Кто-то, видно, в степи затерялся, наверняка поморозится, и без меня им не обойтись». Она подобрала ноги, села и, оглянувшись, чтоб узнать, топится ли печка, увидела Трубку. Он сидел в углу на дровах, скрестив руки, и не то дремал с открытыми глазами, не то о чем-то сосредоточенно думал.

— Скажите, товарищ, что произошло в батальоне? — спросила Тарасенко, обвертывая ноги портянками и натягивая сапоги.

Трубка медленно качнулся в одну сторону, затем в другую и, глядя куда-то мимо врача, затянул:

— Но-очью еще третья рота на ученье в поле ушла и по сих пор где-то ходит… А погодушка-то — зги не видно…

— Вот как! Целая рота!

«Ах, какая я дуреха, лежу, слушаю, будто не мое дело людей спасать», — подумала Екатерина, испытывая укоры совести.

Надела шинель, опоясалась широким ремнем, натянула шапку и выбежала из землянки.

Снежная крупа хлестнула ее по лицу так больно, что она опустила голову и присела. Осмотрелась, не зная, куда идти. «Надо кого-нибудь спросить, где у них штаб размещается», — подумала девушка. Но спросить было не у кого, и, постояв еще с минуту на одном месте, она тихонечко побрела, надеясь найти штаб без посторонней помощи.

Пройдя метров сто от землянки, она решила вернуться, опасаясь, как бы не уйти от расположения гарнизона в чистое поле. Когда она, по ее расчетам, приблизилась к землянке капитана на расстояние десяти — пятнадцати шагов, мимо нее в снежном месиве промелькнуло черное пятно.

— Товарищ, подождите! — крикнула Тарасенко.

Но черное пятно уже скрылось, возглас ее слился со свистом ветра. Тогда, разбросив широко руки, она кинулась вслед за черным пятном.

— Вы откуда взялись?! — изумленно воскликнул Тихонов, когда девушка на бегу поймала его за рукав шинели.

— Товарищ капитан, я слышала ваш разговор в землянке. Это же… это мое кровное дело, и я должна немедленно отправиться на поиски, — сбивчиво проговорила Екатерина, задыхаясь от волнения сильных порывов ветра.

— Нет, подождите, не торопитесь. В поле я вас не отпущу, а здесь ваша помощь может потребоваться, — категорическим тоном проговорил Тихонов. — Войдемте в штаб, я вас познакомлю с комиссаром и начальником штаба.

Они вошли в просторную землянку, заставленную скамейками топорной работы и столами, расписанными чернильными пятнами.

— Знакомьтесь, товарищ военврач: это комиссар нашего батальона, старший политрук Буткин, а это начальник штаба Власов.

Тарасенко почему-то смутилась и, откозырнув, пожала руку Буткину, а потом Власову, который при виде девушки сам залился алой краской.

— Ну, как вы себя чувствуете на новом месте, товарищ военврач? — проговорил Буткин, с улыбкой поглядывая на Тарасенко и думая: «А ведь Тихонов не зря обеспокоился… девочка… и когда она успела институт кончить…»

— Требует, товарищ старший политрук, в поле ее отправить, на поиски Егорова с ротой, — скрывая под прищуром пристальных глаз дрожащую улыбку, сказал Тихонов.

— Это опасно, товарищ Тарасенко, да и не имеет смысла. Роте все-таки проще уберечь себя от несчастья, чем одному человеку, — мягко, но вполне серьезно сказал Буткин.

— Да, конечно, один человек в поле не воин, — усмехнулась Тарасенко, — но я бы пошла с командой бойцов. Это уже другое дело.

Тихонов и Буткин переглянулись. Это было то, что решили проделать они сами, если не помогут сигналы и рота к вечеру не вернется в расположение гарнизона. Королев и Синеоков готовили уже четыре специальные спасательные команды.