Геннадий Казанцев - Страна Лимония

— Я же говорил! — успел прокричать командир, когда вторая мина легла чуть дальше, правее первой. Осколки и камни дробно ударили по броне. В противовес всеобщему желанию защищать свои жизни из откинувшегося люка БРДМ неспешно вылез накачанный солдат-десантник в панаме и полосатой майке. Не обращая внимания на обстрел, он вразвалку направился с котелком в сторону полевой кухни. «Ложись, дура, прибьёт!» — крикнул вдогон удаляющемуся бойцу замполит Василий. Солдат продолжал движение. «На землю, урод, кому говорю! — что есть мочи гаркнул привставший на локтях офицер. — Ну что ты будешь с ним делать, дембель хренов! — в сердцах пожаловался он лежащим каскадовцам. — Сегодня же бортом улетит на «губу»!»

Обстрел заканчивался; редкие мины ещё рвались в отдалении, когда в сторону кишлака рванули две пары бэтээров. «Дембель хренов» неспешно возвращался с полным котелком воды. «Сучий потрох!» — в сердцах ругнулся Василий, опираясь на одно колено. Вдруг в двадцати метрах перед солдатом выросло пылевое облако, и сразу за ним прозвучал короткий взрыв. Храбрец продолжал движение. «Всё, он меня достал!» — с этими словами замполит рванул вверх и, пригибаясь, побежал к нему. Десантник ещё шёл, но с каждым шагом его ноги всё более подкашивались в коленях. Наконец крепкий мускулистый торс в полосатой майке подался вперёд, панама упала и покатилась в сторону, а её владелец рухнул навзничь, не выпуская из рук расплескавшийся котелок. «Каскадёры», как по команде, рванули вперёд.

Перед ними лежал атлет, казалось, только что сражённый глубоким сном. Замполит, уже успевший перевернуть десантника на спину, прильнул ухом к его широкой груди с незамысловатой татуировкой «ВДВ ДМБ-81».

— Куда его? — тяжело дыша, спросил Крестов.

— Не вижу, — коротко ответил майор, перемещая голову к лицу пострадавшего. — Дышит! — И уже в полный голос: — Врача!!!

Через минуту у тела сражённого бойца суетился лейтенант, вытаскивая из сумки с красным крестом пузырьки и хромированные инструменты. Он одним движением разрезал полосатую майку. Раненый застонал, приведя в движение меха своей огромной груди. Ниже под сердцем выступила капелька крови.

— Осколком, — констатировал медик, — прямо под сердце.

Герман, превозмогая естественную робость перед расстающейся с жизнью плотью, наклонился. Края еле заметной ранки слегка подёрнулись желтизной. Скулы и нос побелели, а сочные полные губы еле шевелились.

— Клять! — выругался замполит. — «Вертушку», вызывай «вертушку»! — снова что есть мочи заорал он.

«Каскадёры» молча шли прочь, сознавая свою бесполезность. Вдалеке ревели моторы возвращавшейся группы. Из люка передней БРДМ торчала обвисшая панама комбата, управлявшего машиной.

— Блин, теперь Линёву ни за что «звездюлей» выпишут, — констатировал неизбежное Олег Филимонов. Он пытался вежливо улыбнуться, но губы только кривились лёгкой гримасой. Герман и Сергей молчали.

— Мудак! — не выдержал Крестов. — Ты видел, как майора в люк всосало. Этот проживёт до глубокой старости, внуков подымет. Молодец! Бережёного Бог бережёт. А это... это мясо возомнило себя героем. — Командир смачно сплюнул.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда затих свист лопастей вертолёта, эвакуировавшего раненого. Каскадовцы с группой офицеров десантно-штурмового батальона сидели за наскоро сколоченным из снарядных ящиков столом и обсуждали итоги уходящего дня. Перед Германом стояла бутылка водки, одинокий стакан, солонка и лежала краюха хлеба. Комбат прервал беседу и, обернувшись к нему, буркнул:

— Ну что не пьёшь, остывает ведь! Давай, говорю, лечись!

Герман, повинуясь командирскому тону, наполнил полстакана обжигающе-горячей водкой и кинул в неё ложку соли.

— Гуще клади! — снова скомандовал майор.

— Куда уж! — пытался сопротивляться Герман.

— А я говорю, клади! Соль — первейшее средство от инфекции, — и, не дожидаясь ответной реакции, командир десантников своей рукой высыпал чуть ли не всю солонку в стакан. — Мешай!

Герман застучал ложкой по краям гранёной посуды.

— Пей! Залпом пей!

Все офицеры с нескрываемым интересом уставились на Германа, нерешительно держащего стакан на весу. Линёв обвёл взглядом товарищей, приглашая собравшихся посмотреть на невиданный доселе фокус. Офицеры, давно уже привыкшие измерять выпитое декалитрами, заворожённо смотрели на человека, способного осилить горячую водку, да ещё с солью.

— Ну давай, давай! — ободрял друга Крестов, уже заждавшийся финального триумфа своего подчинённого.

Герман выдохнул, запрокинул стакан и стал мелкими глотками поглощать его содержимое. Лица зрителей подёрнулись брезгливыми гримасами.

— Что он цедит! Залпом давай, залпом! — не выдержал кто-то из присутствующих, сдерживая собственные рвотные позывы.

Но Герман упрямо глоток за глотком поглощал отраву. Наконец он отставил в сторону стакан с остатками нерастворившейся соли и картинно припал к рукаву гимнастёрки. Офицеры одобрительно загалдели.

— Уя-а — ап! — шутливо воскликнул Линёв, торжествующим взглядом обводя офицерское собрание. Герман, глотая слёзы, крошил зубами чёрную горбушку.

— А он бензин не пробовал? — обратился к торжествующему антрепренёру молодой лейтенант.

— Я не исключаю, — многозначительно ответил Линёв.

Громкий хохот вспорол тишину засыпающей природы. И, словно эхо, со стороны гор ударил пулемёт.

— Ну, началось, — поморщился Линёв. — Пошли, мужики, надо опять «духам» всыпать. — А ты, Герман, дёрни ещё, и к наступлению будешь как огурчик.

Все встали. Герман пошёл прочь от честной компании, доедая кусок хлеба. Он быстро хмелел. Из темнеющей горной гряды два крупнокалиберных пулемёта поливали огненными трассами долину. «Садовники хреновы», — умиротворённо подумал он, зачарованно уставившись в сторону ожившего противника. Внезапно огненные струи ушли вверх, сканируя широкий сектор обстрела. Герман задумчиво брёл по каменистой насыпи, когда возник низкий жужжащий звук, завершившийся увесистым шлепком. В метре от его ног дымилась двенадцатимиллиметровая пуля. Обжигаясь, он поднял пахший окалиной гостинец душманов и сунул его в карман. «Дома похвастаюсь», — предвкушая восторженную реакцию своих близких, подумал охмелевший офицер. Он поднял голову в сторону гор в надежде дождаться нового гостинца, но горы молчали, зато над ними в фиолетовом мареве медленно поднимался огненный шар!

Герман, забыв про гостинец и послабление желудка, мчался к друзьям. Все участники недавнего собрания стояли на пригорке и с интересом наблюдали медленно удалявшуюся светящуюся точку. Прямо у чёрной кромки одной из вершин нехотя набирал высоту второй мерцающий огонь. Линёв и Крестов по очереди смотрели в бинокль и, не обращая внимания на подчинённых, вели ожесточённую перепалку. Когда Герман приближался, до него донеслись первые наиболее эмоциональные фразы: