Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи

Заметив пограничный наряд, вошедший в ресторан, Кларк осторожно скомкал так удачно налаженный разговор с Василем Гойдой и опять повернулся к уже успевшему заскучать старшине-артиллеристу:

- Выпьем, дружба, еще по стакашке за твою Клаву!

Выпивая и продолжая с артиллеристом разговор, Кларк ни разу не посмотрел в сторону пограничников, проверяющих у пассажиров-военнослужащих документы.

К столу подошел пограничный наряд - молодой лейтенант и два солдата с автоматами. Офицер попросил предъявить документы. Кларк допил пиво, вытер губы ладонью и не спеша полез в карман. Пока он, позванивая орденами и медалями, доставал толстый бумажник, старшина-артиллерист успел протянуть лейтенанту маленькую книжечку в коричневой обложке и аккуратно сложенную вчетверо бумагу - отпускной билет. Офицер внимательно просматривал документы.

Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времен Отечественной войны, выписки из приказов главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребенку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах. Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:

- Извиняюсь, товарищи! Это я на радостях все свое барахлишко вывернул… Один момент!

- Почему без погон? - строго спросил пограничник. - Прошу предъявить документы.

- Документы? Пожалуйста!

Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту:

- Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.

- Когда вы получили пропуск в пограничную зону? - спросил лейтенант.

- Когда?… Так там же все ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.

- Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.

- Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.

Пограничник положил на край стола бумаги:

- Каким поездом приехали?

- Да этим самым, московским.

- Билет сохранился?

- Билет? Можно и билет. Вот. - Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. - Москва - Явор. Годность - трое суток. Стоимость…

- Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, - сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.

- Гостиница… А где она?

- Здесь, на вокзале. На третьем этаже.

Лейтенант откозырял и удалился.

Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.

Диктор объявил по радио, что через полчаса начнется посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул:

- Жалко.

- Чего тебе жалко? - спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.

- Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так - вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?

- Э, есть такое заветное средство. Только не скажу какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю!

Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая все это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника - слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него настороженности.

Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», - успокоил себя Кларк.

Диктор напомнил о том, что скоро начнется посадка на поезда, следующие за границу, и сообщил о прибытии пригородного поезда Мукачево - Явор - Ужгород.

Старшина-артиллерист неохотно поднялся из-за стола:

- Ну, Иван, раскошеливайся… расплачивайся, одним словом, а я пойду. Пора.

- Постой, так ты, брат, не уйдешь! - Кларк грубовато притянул к себе Воловика, потрепал его за волосы, потом поцеловал в щеку. - Будь здоров, Грицько!

Проводив очарованного старшину к двери досмотрового зала, он поспешил вернуться в ресторан, но Василя Гойды там уже не было. Не нашел Кларк так нужного ему машиниста и в зале ожидания, и в парикмахерской, и на почте, и в камере хранения. «Уехал пригородным в Мукачево», - сообразил Кларк. Он с досадой пожевал губами и направился на третий этаж, в вокзальную гостиницу. Час назад он не думал, что там придется ночевать. Рассчитывал на домашнюю постель нового друга, на его хлеб и соль. «Ничего, голубчик, и до тебя доберусь! Ты мне нужен, очень нужен».

Поздно вечером Громада вернулся с границы и по дороге в штаб решил заехать домой. Поднимаясь по лестнице, на площадке второго этажа он увидел широкие плечи и знакомый курчавый затылок Зубавина.

- Евгений Николаевич, вы? - окликнул он майора своим мощным басом. - Чего по ночам бродите?

- Не спится, Кузьма Петрович. Вот я и решил в гости к вам напроситься.

Зубавин часто бывал у Громады дома, он хорошо знал его жену, Ольгу Константиновну, его девочек Майю и Светлану, дружил с ними. Но Кузьма Петрович понимал, что сегодняшний неожиданный ночной приход Зубавина вызван какими-то особыми обстоятельствами.

Ольга Константиновна, открыв дверь, обрадовалась, увидев Зубавина:

- А, Женя! Здравствуй, пропащий! - Высокая, в легком белом платье в синюю крапинку, с непокорными темными волосами, перехваченными голубенькой выцветшей лентой, она легко и быстро подошла к нему, схватила за ухо своими пухлыми и теплыми пальцами: - Вот тебе, вот…

- За что мне такое наказание, Ольга Константиновна?

Она с веселым негодованием посмотрела на мужа, который направлялся в ванную:

- Слыхал, Кузя? Он, такой-сякой, даже не чувствует своей вины! - Ольга Константиновна смерила Зубавина с ног до головы презрительным взглядом. - Кто глаз не кажет третью неделю? За пять кварталов обходит наш дом! Девочки тебя уже начисто забыли…

- Мама, кто пришел?

Ольга Константиновна озабоченно посмотрела на дверь детской, откуда донесся голос старшей, пятнадцатилетней Майки.

- Это папа.

- Какой же это папа, если у него голос Евгения Николаевича!

- Тебе показалось. Спи!

- Да разве мы глухие, мама! - запротестовала меньшая, Светлана.

- Прекратите разговоры!

Ольга Константиновна плотно прикрыла дверь детской, дважды повернула ключ и кивнула Зубавину, чтобы тот проходил в комнаты.