Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава

У Денисенко свои неприятности. Как-то политрук спросил:

— Что ходишь словно в воду опушенный?

— Понимаете, дед заупрямился. Симон Сергеевич. Все сватает меня в колхоз «Пограничник», а Варвару сюда не отпускает…

— А съездим-ка мы к нему, а? Авось, уговорим…

В следующий выходной они действительно поехали к Голоте. В ход была пушена дальнобойная артиллерия, и оборона деда не устояла.

— Хотя ты из рабочего корня растешь, а человек вредный, в глаза это тебе говорю, — упрекал на свадьбе пограничника Симон Сергеевич.

— Разве мы для тебя ее, сироту, кормили, поили, растили?

— Она сама выросла, — отбивался Павел.

— А вот и врешь! Что она для тебя — дичок какой? Сами растут только бурьяны да будяки. Одно прошу, будь человеком: после службы держи курс на Лугины. Для обоих работа найдется…

Но Денисенко не собирался уходить с границы. Он и Великжанова подбивал жениться. Тот молча увиливал от разговора. Порывистая, легкая в движениях, как дикая коза, Ванда занозила ему сердце.

Байда знал об этом, но помочь ничем не мог, только наваливал на Кирилла больше работы. А ее здесь невпроворот. Ту школу жизни, которую советские люди прошли за двадцать лет, в освобожденном районе стремились пройти за несколько месяцев. Не только из Ольхового, но и жители соседних сел часто приходили к политруку и требовали: вы принесли нам новую власть, вот и учите, как ею пользоваться, как жить по новым законам. И возникали десятки важных и мелочных вопросов, на которые надо было немедленно находить ответ…

Приезд семьи, по которой так соскучился Антон, принес новые треволнения. Жена не переставала жаловаться:

— Ты появляешься дома, как постоялец, детей видишь только спящими, а им так нужна забота и ласка отца…

— Подожди еще немного, мать, скоро все войдет в нормальную колею, и я свободнее буду… — каждый раз обещал он и в то же время сознавал, как трудно выполнить это обещание. Жизнь выдвигала все новые и новые служебные и общественные заботы.

В этих заботах и не заметили пограничники, как прошла первая половина 1940 года.

Тодор Падурару почти полгода пролежал в больнице. Рана зажила, излечили язву желудка. Задумался старик…

— Как дальше жить, товарищи командиры? — искал он совета у командиров заставы. — Возвращаться в Баштианы мне нельзя — полковник Грицеску доконает меня…

— Идите в колхоз, Тодор Михайлович, работа для вас найдется.

— А как же дочь Марика? Жена? Нельзя ли вытребовать их сюда? — Он не знал, что жена умерла…

— Мы не имеем права требовать: они подданные Румынии…

Вопрос о его семье разрешился самым неожиданным образом. В последних числах июня начальников и политруков всех застав вызвали в штаб отряда. Совещание было коротким.

— Произошли очень важные события. Поздравляю вас с освобождением наших западных земель Молдавии и Северной Буковины, — обратился Кузнецов к командирам. — Готовьтесь к выступлению на новую границу, правильнее сказать — на нашу старую границу по реке Прут и предгорьям Карпат. На этот раз всё решено по обоюдному согласию заинтересованных стран, и прошу избегать каких бы то ни было недоразумений с соседями. Все спорные вопросы о линии границы решает паритетная комиссия советских и румынских представителей. Соответствующие инструкции и карты получите у начальника штаба…

Возбужденные неожиданными событиями, возвращались в Ольховое Байда и Кольцов. В селе они повстречали Тодора Михайловича.

— Ну, отец, готовься! Завтра утром едем в гости к твоей Марике!

— Все шутите, товарищ начальник, — вздохнул старик.

— Какие шутки, Тодор Михайлович? Завтра к обеду будем в Баштианах! Пойдете с нами, проводником будете.

Эта весть, словно утренняя роса, освежила человека. Сколько раз он мучил себя упреками, что оставил жену и дочь среди злейших врагов. Кто знает, что они с ними сделали. Оглядываясь на командиров, он поспешил к домику Крукович, где его поселили после выхода из больницы.

А у ворот заставы толпились жены командиров и свободные от службы пограничники. Что нового привезли командиры с совещания?

Сообщение о переходе на новые рубежи не очень обрадовало. Только обжились, свыклись с обстановкой, и снова все бросай… Особенно недовольны были жены командиров. Им с детьми труднее всего.

— Вот судьба жены пограничника! — сетовала Анна Семеновна Кольцова. — Сегодня не знаешь, где будешь завтра. А сколько подруг растеряешь на своем пути. Надо бы издать закон, чтобы на границе служили только холостяки…

Поразмыслив, сама себя и опровергла:

— Глупости, девочки. Разве для любви могут быть какие-то законы?

…Оставив небольшой заслон в Ольховом во главе с младшим лейтенантом Тимощенко. Кольцов увел пограничников на новые рубежи. Их провожали всем селом. Оказалось, что за прошедшие месяцы, много друзей приобрели здесь солдаты в зеленых фуражках…

Петляя между высотками, бежит родившийся где-то в предгорьях Карпат ручей, чтобы соединиться с Прутом. Вдоль изгибов, густо поросших ветлами, раскинулось большое село Баштианы, расползаясь кривыми улочками по ближайшим холмам. Через село пролегла шоссейная дорога из Подгорска в Румынию, а с северо-востока, по левому берегу Прута, тянулась железная дорога на Молдавию.

Полковник Грицеску выстроил большой кирпичный дом в центре села, а на юго-западной окраине, в широкой долине, расположилось его имение с жилыми и хозяйственными строениями. И уж совсем на отшибе, на опушке леса, — красавица-вилла.

Граница прошла в двух километрах южнее Баштиан. От Прута на юго-запад через холмы, вдоль опушки помещичьего леса. Если в Лугинах и в Ольховом для обозначения границы служили водные рубежи, то здесь надо было устанавливать линию границы на пересеченной местности, что было связано с большими трудностями и усложняло охрану участка.

Согласно договору румынское правительство обязывалось в трехдневный срок вывести все гарнизоны из Молдавии и Северной Буковины. Но когда утром четвертого дня пограничники заставы двинулись на машинах из Подгорска в Баштианы, они обогнали несколько воинских частей, тащивших на волах и лошадях военную технику.

— Ну и му-артиллерия! — потешались бойцы, посматривая на ленивых волов Не думали они тогда, что в недалеком будущем им придется встретиться не с «му-артиллерией» в смертельном бою, а с танками жестокого противника, который вот уже несколько лет ведет на границе необъявленную войну.

Когда прибыли в Баштианы, все поразились: село словно вымерло.

— Где же люди, мей? — спросил Денисенко у Падурару, который все время держался около старшины, помогая ему в разных хозяйственных делах.