Аркадий Первенцев - Над Кубанью. Книга вторая

— Ну, это вам показалось, Никита Севастьянович, — успокоил Кулабухов, искоса оглядывая потускневшие газыри своей черкески.

— Нет, не показалось. Отношение как к туземцам, к папуасам.

Паром поскрипывал. Паромщик, немолодой шапсуг в нагольном полушубке, налегая животом и грудью, еле справлялся с длинным дубовым правилом.

Артиллерийские лошади, измотанные переходами, дремали. Взад и вперед по реме сновали высокобортные рыбачьи баркасы, перевозя рослых донских партизан Богаевского, перемешанных с щупленькими юнцами из ростовской учащейся молодежи.

— Корнилов в Елизаветинской? — спросил Кулабухов.

— Он переправился с головной бригадой. — Генерал наклонился к спутнику — Вы представляете — в Ека-теринодаре у меня сын, жена… — Генералу хотелось поделиться еще чем-то теплым, интимным. Ведь человек, находившийся возле него, не так давно принимал покаяния, он был священником, ему открывались человеческие души.

— Представьте себе, Алексей Иванович, — задушевно продолжал Гурдай, — ведь уже начался великий пост… говеют люди…

— Разве? — безразлично произнес Кулабухов, и на его лисьем лице появилось отчужденное выражение. — Мы не запоздаем на совещание?

Пешком прошли дамбу. К станичному правлению, где обычно располагался штаб, их подвез случайно встреченный ими кучер Алексеева. У него на тележке лежали мешки с ячменем, отрубями и макитерка с квашеной капустой — самочинно добытый фураж и продовольствие. Перед штабом, как и всегда, толпились люди. На крыльце переговаривались офицеры, присланные полками для связи. Сестры передового перевязочного пункта нагружали фурманки медикаментами и бельем, хлюпая сапогами, таскали свертки из околотка. Офицеры задирали сестер, плоско шутили, договаривались о ночевке, «в случае легкого ранения». С задирами, не скупясь на солдатские словечки, перебранивалась миловидная женщина с ямочками на щеках.

В темном коридоре Гурдай встретил Брагина и тепло с ним поздоровался.

— Воюете, землячок?

— Воюю, ваше превосходительство, — браво ответил Брагин, оглядывая генерала. Гурдай постоял возле него, пожевал губами, потрогал его за темляк и, промычав что-то неопределенное, ушел.

В атаманской было густо накурено. Филимонов, Ря-бовол и Быч сидели особняком с какими-то жалкими, растерянными лицами. По комнате шагал Корнилов, выпрямившись и заложив руки за спину.

— Я вопреки вам нисколько не сомневаюсь в успехе, — приостанавливаясь возле Быча, раздраженно говорил он. — Город падет. Но только теперь мы не повторим ростовских ошибок, за которые Каледин расплатился жизнью. Коллегиально пусть управляют большевики. Я не допущу коллективного творчества. Сейчас можно присоединиться к замечательным словам генерала Краснова, который метко сказал, что творчество никогда не было уделом коллектива. Мадонну написал Рафаэль, а не коллектив художников… — Он прислонился к дверному косяку, небольшой, худой, желчный. — Вам, господа, временно придется отказаться от парламентской говорильни, — он круто обернулся к Деникину, — а вы, Антон Иванович, назначаетесь генерал-губернатором области. Они, — он кивнул в сторону кубанцев, — подыщут вам в помощь опытных общественных деятелей.

Рябовол наклонил седую голову. Никто из присутствовавших членов правительства не возразил Корнилову, но все сделали вид, что они принимают его решение с неодобрением. Романовский что-то сказал Алексееву. Тот несколько раз кивнул головой, улыбнулся. Заметив пристальный взгляд Кулабухова, снял очки и принялся внимательно протирать их синеньким носовым платочком.

Корнилов задержался возле окна. На улице разорвалась граната. Крупным осколком отщепило кору тополя. Из-под забора поднялся рыжий дымок.

— Аванпосты большевиков, — сказал Богаевский, приподнимаясь.

— Надо отогнать, — коротко приказал Корнилов, — переправа должна протекать без инцидентов.

— Там Неженцев.

— Пусть ему поможет Казановнч. Распорядитесь сами.

Богаевский вышел. Он был рад покинуть тягостное совещание. Красные перенесли огонь на переправу. Богаевский помчался на окраину, сопровождаемый двумя донцами-ординарцами.

— Бои потрепали полки, — продолжал Корнилов, — надо пополниться. Вы можете это сделать?

Вопрос был снова обращен к группе членов кубанского правительства, только что жестоко оскорбленных назначением Деникина генерал-губернатором.

— Мы бросим клич, — Г'урдай выдвинулся вперед. — В минуту опасности нас всегда поддержат казаки.

— Можно послать по станицам, — промямлил Быч, потирая лоб, — безусловно, станичники поддержат свое правительство.

— Члены рады просятся в бой, — вставая, сказал Кулабухов, — они вольют мужество своим личным примером.

Корнилов недовольно поморщился.

— В мои славные полки нечего вливать мужество.

— Но… — растерялся Кулабухов, виновато улыбаясь.

— Зачем рисковать, — смягчил Корнилов. — Армия, имеющая за спиной законное правительство, — он выделил слово «законное», — имеет основание силою оружия покончить с большевистской узурпацией.

— Второй областной съезд Советов, собранный сейчас в Екатеринодаре, объявил Кубано-Черноморье республикой, — осторожно вставил Деникин, — они выбрали Совнарком.

Корнилов обернулся.

— Не Совнарком, а совдеп… Но, насколько мне не изменяет память, борьба против совдепов — наша задача.

— Они успели собрать выборных представителей области, — доложил Романовский, изучающе поглядывая на Быча и Кулабухова, — таким образом, съезд… как бы выражает волю населения.

— Тем хуже для него…

— Для кого? — Быч тревожно замигал, приподнялся.

— Для населения.

Быч опустился. Корнилов придвинул карту. Гурдай видел узкий затылок командующего и коротко подстриженные, посеребренные темные волосы. Вошел Покровский, развязно помахивая плеткой и стуча каблуками. Корнилов приподнял глаза, Покровский на носках отошел в сторону, стал за спиной гурдаевского стула.

— Итак, позовем станичников, — сказал Корнилов, обращаясь к Бычу, — я охотно принимаю ваше предложение. В окружности расположены станицы, своими названиями уже любезные моему сердцу: Титаровская, Поповическая, Брюховецкая, Переяславская, Величков-ская, Тимашевская — курени обиженных сечевиков… — тихо добавил, склонившись к Деникину: — На их предков рассчитывал и Левенгаупт. Иван Павлович, вы подготовьте текст воззвания и… приказ.

— Почему приказ? — удивился Быч. — Достаточно одного воззвания. Клич — это воззвание.

— Воззвание обращено к совести и подлежит обсуждению, а приказ — безоговорочному исполнению.

— Можно и приказ, — согласился Быч, сделав безнадежный жест, — мобилизация?