Аркадий Первенцев - Над Кубанью Книга третья

— Генерала заслужить свободно. Химический карандаш завсегда найдешь, а зигзаг на полушубке сделать нетрудно. Гляди, Покровский…

На въезде к площади остановился автомобиль. Карьером снялись коноводы с заводными лошадьми. Вскоре от автомобиля отделилась группа всадников во главе с Покровским.

Брагин, как командир вышестоящего полка, зычно подал команду:

— С-м-и-р-н-о! Шашки в-о-н! Слушай!

По повторенной, как эхо, команде «господа офицеры» — начальники, стоявшие перед строем, — отсалютовав клинками, переехали на левые фланги своих частей. Оркестры заиграли встречный полковой марш. Брагин, красивый и словно влюбленный в себя, взял подвысь, поскакал навстречу. Покровский, приняв рапорт, поздоровался за руку и подал коня вперед. Брагин, пропустив Покровского, сопровождал его с наружной стороны, держа опущенной шашку. Трубачи заиграли сильнее, пророкотали литавры. На властном лице Покровского промелькнула улыбка удовлетворения. Он небрежно махнул рукой, и оркестры смолкли. При полной тишине — только слышно было, как бьют о пыльную землю копыта, — Покровский проскакал к середине первого полка.

— Здравствуйте, герои кубанцы! — выкрикнул он, поднявшись в стременах.

Он летел вдоль строя темно-зеленых английских мундиров и бараньих папах, сопровождаемый казенно-уставными криками «ура». Крики катились, как волны, и он словно нырял в этих звуках, взмахивая гривой своего скакуна. Обскакав сотни, он повернулся, поднял руку с зажатой в ней плетью и потряс ею в сторону Екате-ринодара.

— Казаки! Армия поручила нам великое дело очи-щенья тылов от изменников и предателей родины. Надеюсь, вместе выполним это дело, как боевое задание.

Он вздыбил коня — сверкнуло вычищенное брюхо, перетянутое желтыми подпругами. Башлык взлетел и упал на бурку. Покровский умчался.

Командиры сотен прочли распоряжение Врангеля, объявлявшее армии приказ № 016729 от 25 октября 1919 года, подписанный Деникиным в городе Таганроге.

«В июле месяце между правительством Кубани и меджилисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача кубанских казачьих войск Северного Кавказа в распоряжение меджилиса, чем обрекается на гибель Терское войско. В отношении подписавших договор со стороны кубанцев — Быча, Кулабухова, Савицкого и Намитоко-ва, а со стороны горцев — Топа Чермоева и других приказано, при появлении их На территории вооруженных сил на юге России, немедленно предать военно-полевому суду за измену…»

Казаки сдержанно выслушали немного непонятный приказ и разошлись на сгущенный квартирный постой, чтобы в любую минуту быть готовыми к выполнению операции…

Врангель пока находился в Кисловодске. Назначенный Деникиным для производства кубанской операции, он возложил основные, «чернорабочие», функции на Покровского, в решительности которого не сомневался. Получив официальное предписание Врангеля о незамедлительном выполнении приказа главного командования, Покровский издал свой приказ о включении Кубанского края в тыловой район Кавказской армии и о вступлении своем в обязанности командующего войсками тылового района. Рада, во главе которой после таинственного убийства Рябовола стоял представитель сечевого казачества Иван Леонтьевич Макаренко, приняла резолюцию протеста против действий командования Добровольческой армии. Рада вновь декларировала, что вся гражданская и военная власть в пределах края принадлежит исключительно войсковому атаману и краевому правительству, которые должны соблюсти неуклонное применение кубанской конституции.

Покровский приехал в атаманский дворец к Филимонову в сопровождении десятка преданных ему офицеров. Оставив конвой у входа, он отстранил часового и прошел в квартиру, где застал вместе с Филимоновым Гурдая, чрезвычайно обескураженного его появлением. Покровский, якобы не замечая растерянности Гурдая и Филимонова, радушно с ними поздоровался.

— Беда, да и только, Никита Севастьянович, — сказал он, распуская ременные петли бурки. — Снова мне приходится заниматься вашими кубанскими делами. Что бы вы без меня делали? Пропали бы?

Гурдай еще чувствовал неловкость и не нашел что ответить неожиданному гостю, который, нисколько не стесняясь, бросил бурку, опустился в кресло, заложил ногу на ногу.

— Александр Петрович, — небрежно сказал он Филимонову, — я приехал с вами побеседовать как с разумным человеком. Ведь у вас в крае черт его знает что творится. Вы, конечно, знаете, что придумали эти болваны?

— Какие болваны? — неуверенным голосом спросил Филимонов.

— Члены Законодательной рады. Они хотят нас стравить, выносят дурацкие резолюции. Неужели их беспринципная болтовня заставит нас сражаться друг с другом?

Филимонов присел в противоположное кресло, наклонился вперед, чтобы показать свое внимание. Гурдай остановился за спинкой его кресла, и это помогло войсковому атаману несколько прийти в себя.

— Сражаться? — удивленно переспросил Филимонов с заискивающе виноватой улыбкой. — Доказать свою правоту можно не только силой оружия. Кто решится…

— Глупости, — перебил его Покровский, — никогда не мешает иметь за спиной пару надежных полков.

Филимонов говорил, ссутулившись и приподняв плечи.

— …Упорная и ненужная борьба, которая ведется между кубанцами и Добровольческой армией, это прежде всего борьба за свои позиции двух начал: кубанского демократического начала и добровольческого начала единоличной диктатуры, к сожалению усвоившего на практике все более и более реставрационные устремления, которые не могут быть приняты кубанцами, никогда не скрывавшими своих антимонархических взглядов.

Покровский стряхнул пепел кончиком ногтя, улыбнулся.

— Любопытно.

— Я напомню вам, — несколько горячась, сказал Филимонов, — что согласно нашей программе-декларации, принятой еще двадцатого декабря тысяча девятьсот семнадцатого года, мы признали наиболее совершенной формой правления для России федерацию демократических республик, спаянных между собой единством государственных интересов. Кубанский край должен был войти в это объединение в качестве равноправного штата. Демократия и справедливый учет социальных групп — вот основы нашей государственной жизни. — Филимонов разогрелся, поднялся, торопливо, какой-то дергающейся походкой прошелся по комнате, остановился перед невозмутимым и насмешливо-вежливым Покровским. — Мы именно так, именно так идейно осмыслили борьбу, к которой призывали народ и требовали от него человеческих и материальных жертв.

— Самостийники, — небрежно выдавил Покровский.

— Так называет нас политическая улица, — вспыхнул Филимонов, — и вы…