Сергей Богачев - Донецкие повести

— Я, Жора, понимаю, о чём ты сейчас молчишь, — обратился Иван к следователю, сидевшему рядом. — Есть все основания считать меня первым подозреваемым.

— Вас предупреждали, Иван Сергеевич, что эти игры с частными расследованиями до добра не доведут. В любой другой ситуации я бы вас уже задержал. Пока ограничимся подпиской.

«Газель» заехала во двор, и её пассажиры, громко хлопнув старыми дверьми, направились к подъезду.

— Когда ты уже замки приведешь в порядок? — Евстифе-ев, выходивший последним, пристыдил сержанта, сидевшего за рулём. — За три километра слышно, как мы выходим.

— С ним кто-то остался? — обратился Жора к Черепанову.

— Да, один из наших ребят, — Черепанов уверенно, быстрым шагом вёл к нужной квартире, набирая номер Сергея. — Не отвечает, разгильдяй, придётся в дверь звонить.

Но звонить не пришлось, так как и здесь дверь была не заперта. Дурное предчувствие, которому не хотелось верить, мелькнуло в сознании Ивана, и он ускорил движение.

— Сережа, что за… — Влетев в коридор, Черепанов чуть не споткнулся о тело охранника, лежавшего в луже крови.

Евстифеев в темноте нащупал выключатель и включил свет. Сергей был убит так же, как и Полина, — одним выстрелом, только в голову, а сквозь дверной проём виднелись ноги Царькова.

В гнетущей тишине, неожиданно повисшей в воздухе, Жора аккуратно переступил через убитого и заглянул в комнату.

— Ещё двое… Нас ожидает нескучная ночь, Иван Сергеевич, — он не спеша достал из кармана сигареты.

Макарцев с детства не любил снов. Их нельзя было предвидеть, рассчитать, избежать или заслужить. Ни с того ни с сего можно было оказаться беспомощным, скованным или летящим с моста в пропасть.

Валику было всего лет пять, когда ему приснилось, что на него несётся стая огромных, злых, безумно лающих собак, а он, одолеваемый ужасом, стоит, словно приклеенный, и не имеет сил оторвать ноги от асфальта, чтобы убежать. И даже не получается открыть словно запечатанный рот, дабы позвать на помощь или хотя бы просто закричать, отчего стало бы легче.

Обладая прагматическим умом, Валентин Петрович привык к тому, что в жизни события происходят согласно определённым правилам и законам. А потому всё, или почти всё, можно рассчитать. Поступай правильно — и всё у тебя получится. С такой философией ему бы родиться где-то в Германии! Впрочем, и в ментально безумном славянском обществе ему в течение многих лет это практически удавалось.

Валентин Петрович держал в тепле ноги и редко простуживался. Не ввязывался в сомнительные аферы, не заводил случайных знакомств, и неприятности уважительно обходили его стороной. И когда народ жаловался на несправедливость, говорил о судьбе, везении или невезении, Макарцев хоть и не спорил, но в душе подсмеивался: мол, просто не знаете вы, господа хорошие, как на самом деле надо правильно поступать.

Вот и угнетавшая его когда-то проблема со сновидениями, благодаря правильному к ней подходу, уже давно канула в прошлое. В результате длительных и старательных тренировок Валентин Петрович освоил здоровый, глубокий сон. После насыщенного делами и увенчанного занятиями спортом либо лёгким застольем дня он приоткрывал окно, что давало постоянный доступ бодрящего свежего воздуха, и уже не более чем через семь часов пробуждался порядком отдохнувший, энергичный и довольный организацией процесса, в котором не было места бредовым иллюзиям и видениям.

Серьёзные вопросы с руководством Макарцев старался решать исключительно в первой половине дня. После обеда он давно взял за правило без крайней нужды никого из вышестоящих начальников не тревожить, и сам раздражался, если кто-либо из его подчинённых начинал донимать его рабочими проблемами после обеда, не говоря уже о выходных. Его секретарь отлично знала эту черту шефа и всячески оберегала его от ненужных вторжений. Но на сей раз она, однако, почувствовала, что, несмотря на субботний вечер, лучше начальника побеспокоить и, на худой конец, получить взбучку.

— Валентин Петрович, очень извиняюсь, что тревожу, но, по-моему, это важно. Мне звонили из приёмной начальника службы безопасности, спрашивали, в какое время в понедельник вам удобнее к нему зайти?

— В десять планёрка на тридцать шестом этаже. А потом — в любое время, когда назначат, — Макарцев говорил сдержанно, чувствуя, что выходные отравлены. И какого чёрта им не отдыхается по выходным? Тоже ещё, работоголики государевы…

Ожидание неизвестности от такой службы, как безопасность, — одно из самых неприятных ожиданий. Что ж, главное — себя не накручивать. В конце концов, у него всё более-менее в порядке, особых грехов за собой он не чувствует. Ну, аудиенция так аудиенция. Хотя подвохи всякие бывают. И чего бы начальнику службы безопасности не позвонить лично ему, Макарцеву, напрямую, без этого дополнительного созвона с секретарем? Тогда бы одного разговора хватило, чтобы договориться, а так, как минимум, три. Впрочем, многие считают, что если имеется порученец, ему надо постоянно давать задания…

«Тридцать шестой этаж» — так называли первого руководителя структуры (так и хотелось сказать: их величества императорской структуры). По названию этажа, где расположились служебные апартаменты ставленника царя-батюшки в их всемогущем ведомстве. И это было не простое совпадение. На тридцать шестом этаже размещались апартаменты его, и только его. Ведь это был самый верхний этаж знаменитой на весь мир высотки. Над ним, выше, уже никого — разве только Всевышний. А под ним, на других этажах, все-все они. И ему их сверху хорошо видно и слышно. Такое вот символичное совпадение или специально задуманная аллегория. Интересно, а что будет с этой империей лет чрез тридцать или сто?

Нью-йоркские небоскрёбы-близнецы когда-то тоже являлись символом могущества, а поди ж ты, как оно история всё повернула…

— Приветствую вас, Виктор Владимирович, — энергично вошедший в кабинет со строгой обстановкой Макарцев излучал такую дружелюбность и приветливость, которой собственных подчинённых никогда не баловал.

Плечистый, невысокого роста, с крупной, коротко остриженной головой, которая ввиду очень короткой шеи, казалось, росла прямо из туловища, начальник службы безопасности слегка приподнялся из своего большого чёрного кожаного кресла и, слабо улыбаясь, протянул Макарцеву тяжёлую, хорошо натренированную на борцовском ковре — и не только на нём — руку. Затем жестом предложил занять один из двух стульев, приставленных к Т-образному массивному, выполненному явно из натурального дерева вишнёвому столу.

Виктор Владимирович, в доли секунды отсканировавший опытным взглядом умных, слегка выцветших, но сохранивших энергичность голубых глаз коллегу, с которым раньше ему почти не приходилось общаться, и, оценив отсутствие преамбул в виде утренней трескотни о погоде, пробках и анекдотов, начал сразу и по существу: