Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

Потому-то он и задумал создать свою агентурную службу, которая действовала бы гораздо тоньше, успешнее и проницательнее, чем гестаповская. Первым и пока единственным его агентом был Иванов — человек, которому он вполне мог довериться и на которого возлагал немалые надежды. И теперь, после разговора с шепетовским комендантом, Вайнер решил вызвать Иванова, посвятить в свои планы и с его помощью осуществить их.

Иванов сразу заметил, что Вайнер чем-то раздражен, но тот сумел подавить свою злость и, изобразив на лице довольно кислую усмешку, заговорил:

— Рад вас видеть, герр Иванов…

«Вас»… «Герр Иванов»… Уже по этой манере обращения Аврам понял, что он майору очень нужен и что разговор будет важный.

— И я рад, господин майор, — в тон майору ответил Иванов. — Я вам до самой смерти буду благодарен за вашу доброту ко мне. И готов служить вам всю жизнь.

— Я вам обещаю, герр Иванов: когда окончится война, мы поедем к моим родителям, на Рейн. Там вы узнаете подлинное счастье. Но об этом поговорим позднее. Сейчас у меня к вам одно очень серьезное дело.

— Весь к вашим услугам, господин майор. Приказывайте — исполню.

— Я это знаю, потому и позвал вас. То, что я вам сейчас скажу, никто, кроме нас двоих, не должен знать. И вообще о наших отношениях никому ни слова.

— Буду нем как рыба.

— Так вот, слушайте. Я убедился, что у нас на станции действует какая-то хорошо замаскировавшаяся шайка большевистских агентов. И проникли они даже в бангофжандармерию и гестапо. Понятное дело, зачем им идти в уборщики или в смазчики вагонов? Работы много, и ни черта не заработаешь. А там… В железнодорожной охране служил раньше один партизанский агент. Царенко его фамилия. Вот уже несколько месяцев, как он сбежал к партизанам, отправив своему шефу письмо об этом. Вы знаете, что к поездам, проходящим через нашу станцию, кто-то подвешивает мины. А листовки! Откуда они берутся в вагонах? Должен вам сказать, всего полчаса назад я услышал такое, что все еще не могу опомниться.

И он рассказал Иванову о телефонном разговоре с шепетовским комендантом.

— Я докажу этим зазнайкам из гестапо, — продолжал Вайнер, — что они ни к чему не способны! Я сам, лично, с помощью таких людей, как вы, наведу порядок на нашем узле.

— Рад буду помогать вам, господин майор.

— А я постараюсь вас за это хорошо отблагодарить, — подхватил Вайнер. — Отныне я даю вам возможность действовать гораздо свободнее прежнего. Можете меньше заниматься своими служебными обязанностями. Один выявленный партизан или какой-нибудь там большевистский агент во его крат ценнее, чем месяц работы всей вашей бригады.

— Что же я должен делать?

— Я уже вам говорил. Как можно больше бывать на людях, беседовать с ними, стараться вызвать их на откровенность, иногда даже — конечно, с осторожностью — давать им понять, что вы сами настроены против нас и можете вредить нам. А для того чтобы вашими разговорами не заинтересовались гестаповцы, вы сами должны прийти к ним и предложить свои услуги. Да, да, не удивляйтесь! Вы должны стать гестаповским агентом. Но не для того, чтобы помогать им, а чтобы информировать меня обо всем, чем будут интересоваться ваши новые хозяева. Не исключено, что они даже поручат вам следить за мной. Ведь они знают, что вам ежедневно приходится являться в комендатуру с нарядами на выполненную работу. Надеюсь, вы понимаете, — обо всем увиденном и услышанном нужно в первую очередь докладывать мне, а я буду указывать, о чем можно сообщить в гестапо.

— Я все понял и не подведу вас, господин майор. Я благодарен за доверие. Накажи меня бог, если я только вздумаю изменить вам…

— Клятвы мне не нужны, — перебил Вайнер, — найдите мне ключ от большевистского подполья.

— Буду стараться, господин майор. А как же коммерческие дела? Мне не хотелось бы бросать их. И вам и мне пригодится лишняя копейка, да и сушеных грибочков и меду не помешало бы…

— Прекращать коммерцию не нужно, однако и ее надо подчинить основной цели. Кажется, за грибами вы ездите в Клевань?

— Так точно! — подтвердил Иванов.

— А вы разведайте у людей, не заходят ли к ним, случаем, партизаны. Лесов там, я слышал, много, а где леса, значит, там и лесные жители могут быть. Вот если б вам удалось напасть на партизанский след!..

— Вполне возможно, господин майор!

— Так желаю вам успеха, герр Иванов.

В тот же день Аврам Владимирович сообщил мне об этом разговоре. В сущности, такой разговор нисколько не удивил ни его, ни меня. Странным казалось только, почему так поздно гитлеровцы дознались, что к диверсии причастен штурмфюрер бангофжандармерии Ясневский.

И что с Ясневским? Почему он не пришел в тот день к Ванде? И вообще — где он теперь? Этого мы не знали.

…Через три дня после того, как Аврам Иванов отвез Ванду на клеванский «маяк», на квартиру к Жукотинским с самого утра прибежал Владек.

— Что случилось? — спросил я, увидев его волнение.

— Жених объявился, — проговорил Владек, чуть отдышавшись. — Генек.

— Где же он был?

— Это он сам расскажет. Этой ночью выхожу во двор и вижу: какая-то тень за кусты метнулась. Подхожу ближе, слышу: «Пан Владек, это вы?» Ночь светлая, полнолуние, вот Генек и разглядел из кустов. «Выходите, говорю, чего прячетесь». А он: «Где панна Ванда?» — «Нет ее. Ждала вас тогда, не дождалась и одна уехала, куда собиралась». — «Дурень я, дурень! — с отчаянием воскликнул он, а после спрашивает: — А пан Богинский, он тоже с ней уехал?» — «Нет, пан Богинский пока еще здесь». — «У вас» — в его голосе прозвучала надежда. «Нет, не у нас, но я знаю, где его можно найти». — «Так найдите, найдите, прошу вас», — начал он меня умолять, да так жалобно — пожалуй, вот-вот заплачет. «Найду, только не сейчас. Сейчас ночь. Идемте в дом, а утром я схожу и позову пана Богинского». Но в дом он не пошел — боялся, что там его может искать гестапо, и мне пришлось спрятать его в сарае. Он и сейчас там, ждет вас.

Генека трудно было узнать. В каких-то лохмотьях, лицо бледное и заросло густой щетиной, ввалившиеся глаза, как две застывшие стекляшки, губы потрескались и позеленели.

— Пан Богинский, дорогой мой! — кинулся он мне в ноги. — Умоляю вас, спасите меня! Вы всегда делали мне только хорошее и на этот раз не оставите на произвол судьбы.

— А где же вы были все эти дни, пан Ясневский? Почему не пришли сразу же, как обещали Ванде?

— Ой, пан дорогой. Не спрашивайте меня, не спрашивайте. Всю жизнь буду каяться, никогда себе не прощу этого.

— Чего именно?

— Того, что мне вздумалось зайти на минутку в бангофжандармерию.

— Зачем?

— Я собирался взять из своего сейфа… У меня там кое-что было… Кольца, сережки, медальон, браслет, немного денег… Ну, понимаете, мы с Вандочкой собирались пожениться, вот я и думал сделать ей свадебный подарок.