Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— А Кох? Разве он доброжелательней? — спросила Валя.

— Это не имеет значения. Главное, есть веская причина встретиться с ним. Готовь, Валя, прием. Послезавтра личный адъютант рейхскомиссара будет гостем в твоем доме. А теперь до свидания. Я должен разыскать Шмидта и передать с ним приглашение Бабаху.

Майор фон Бабах всегда с удовольствием шел на квартиру Вали. Ему нравилась эта стройная и нежная чернобровая девушка, он восхищался ее кулинарными способностями и не жалел слов на комплименты. Но ради одной фрейлейн Вали адъютант рейхскомиссара вряд ли стал бы сюда приходить. Была другая сила, вынуждавшая его иногда даже отрываться от важных дел, чтобы посетить этот гостеприимный дом. Нет, он не мог удержаться от соблазна еще раз встретиться в интимной обстановке с обер-лейтенантом Паулем Зибертом, так как знал, что его щедрый земляк всегда готов протянуть руку помощи человеку, попавшему в тяжелое финансовое положение. А майор фон Бабах, если верить его беспрестанным вздыханиям, никогда из такого положения не выходил, хотя и принадлежал к довольно богатому роду прусской аристократии. После каждой такой интимной встречи в кармане майора появлялось несколько новеньких ассигнаций, любезно «одолженных» ему обер-лейтенантом.

— Я не останусь в долгу, — говорил в таких случаях фон Бабах. — Через две недели (или же через месяц) обязательно верну.

А Пауль Зиберт его успокаивал:

— Ничего, ничего, я могу подождать. Даже до окончания войны. Я понимаю: у вас жена, дети, а в фатерлянде все дорого. А кому же мне помогать? Я вольная птица. Пока есть деньги — живу. И хочу, чтобы мои друзья хорошо жили. Может, вам нужно еще? Не стесняйтесь, скажите.

— Нет, спасибо, спасибо. Этого достаточно, — отвечал Бабах. А когда встречались вновь, начинал вздыхать и вспоминать свою бедную Гертруду.

Обер-лейтенант сочувственно подбадривал его, и майору снова приходилось благодарить его и произносить традиционную фразу:

— Я в долгу не останусь… Обязательно верну.

Всегда, приходя в назначенный час, фон Бабах уже заставал у Вали Зиберта, а в этот раз его еще не было.

— Проходите, пожалуйста, — любезно предложила девушка. — Господин обер-лейтенант просил передать, что немного задержится. Вы посидите здесь. Вот журналы, чтобы не скучать. Кстати, есть для вас новинка: сигареты с турецким табаком…

— О-о-о! Какой аромат! — удовлетворенно произнес Бабах, приблизив открытую пачку с сигаретами к носу и вдохнув запах табака.

— Извините, я сейчас, — сказала Валя и вышла из комнаты.

Майор опустился в кресло у небольшого журнального столика, на котором стояла хрустальная ваза с букетом свежих пионов, щелкнул зажигалкой, затянулся сигаретой, еще раз произнес: «О-о-о!», выпуская изо рта и ноздрей серовато-белые ручейки дыма, и взял со столика иллюстрированный еженедельник. Под ним лежали какие-то две бумажки.

Когда Николай Иванович вошел в комнату, он по выражению лица адъютанта Коха понял, что расчет оказался точным: фон Бабах заметил и прочитал повестку из арбайтсамта и заявление с резолюцией гебитскомиссара.

«Теперь, господин майор, — подумал Кузнецов, — вы не упустите момент, чтобы сделать своему приятелю и его симпатичной девушке услугу, а за старания получить щедрое вознаграждение».

Однако во время обеда фон Бабах не начинал разговора на эту тему. Николай Иванович тоже не торопился. В таких случаях он всегда был выдержанным и осторожным. Он знал: майор обязательно сам заговорит о Вале. И если сейчас он молчит, то лишь потому, что не хочет себя выдавать: мол, проявил излишнее любопытство. Да и неудобно в присутствии девушки заводить о ней разговор, который обязательно закончится финансовой операцией.

От Вали они ушли вместе.

— Не кажется ли тебе, Пауль, что сегодня душно и не мешало бы искупаться в речке? — спросил фон Бабах.

— Нет, уважаемый майор, — ответил Кузнецов. — Сегодня я не имею времени.

— Есть какое-нибудь неотложное дело?

— Да, кое-что должен сделать. Валя просила… — Кузнецов прервал фразу, будто боялся закончить свою мысль.

В глазах Бабаха мелькнула лукавая искорка. Он самодовольно ухмыльнулся и произнес:

— Можешь больше мне не говорить. Я догадываюсь, о чем просила тебя твоя очаровательная фея.

— Господин майор умеет читать чужие мысли?

— Что за вопрос! Это моя обязанность: знать, о чем думают другие. Не будь я таким проницательным, герр гаулейтер не стал бы меня столь долго держать возле себя. Он говорит мне: «Вы, майор, должны обладать утонченным обонянием. Вы — мой личный Шерлок Холмс, и для вас не может быть неожиданностей. Всё вы должны знать и всё предугадывать и предупреждать». Так вот, сейчас ты думаешь о том, как помочь Вале избежать поездки в Германию и остаться в Ровно. Не правда ли?

— Феноменально! — воскликнул Кузнецов.

— Могу сказать больше: Валя обращалась к гебитскомиссару, и он послал ее ко всем чертям.

Бабах впился своими бесцветными глазами в обер-лейтенанта, пытаясь определить, какое впечатление произведут на него эти слова. А обер-лейтенант поднял руки вверх и удивленно произнес:

— Сдаюсь, господин майор, вы меня поразили. Герр гаулейтер имеет в вашем лице настоящего Шерлока Холмса.

Фон Бабах ликовал.

А Кузнецов был доволен: все шло по намеченному плану, бумажки, лежавшие на журнальном столике, сделали свое дело.

— Скажи правду, Пауль, — спросил после краткой паузы фон Бабах, — ты любишь Валю?

Зиберт замешкался с ответом, а майор, поняв, что его вопрос не очень тактичен, сказал:

— Извини, я хотел узнать, нравится ли тебе эта девушка. Дело в том, что я мог бы помочь ей. Если ты можешь поручиться за нее, я попытаюсь устроить вам аудиенцию с шефом. Конечно, это не так уж просто сделать, но… — он многозначительно посмотрел на Кузнецова, — для моего лучшего приятеля и земляка обер-лейтенанта Пауля Зиберта я готов на все.

Мог ли Зиберт сразу же согласиться с этим предложением? Конечно нет.

— Что вы, господин майор! Беспокоить гаулейтера по таким пустякам? Что для него какой-то обер-лейтенантик? Разве у него мало других, более важных забот? Нет, совесть не позволяет мне отнимать драгоценное время у гаулейтера. Хотя… — он тяжело вздохнул. — Валю мне очень жаль. Бандиты растерзали ее отца за то, что он был выходцем из немцев. Очень порядочным был этот Довгер. И за то, что в его жилах текла арийская кровь, он поплатился жизнью.

— Если она действительно немецкого происхождения, ей обязательно нужно помочь, — расчувствовался фон Бабах. — Через гаулейтера ей можно оформить документы фольксдойче, и она устроится на хорошую работу, господин обер-лейтенант будет иметь удовольствие бывать в ее гостеприимном доме.