Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— Когда нужны деньги?

— Хоть сейчас.

Я задумался. Спекулянт впился глазами в мое озабоченное лицо: что я решу. А я, подумав, открыл портфель и протянул ему пачки оккупационных марок, по десять тысяч каждая.

Получив деньги, он горячо поблагодарил и заверил, что завтра же возвратит всю сумму.

— А барыш поделим поровну, — удовлетворенно добавил он.

— Где мы встретимся? — спросил я.

— Там, где вам будет удобнее.

— Мне все равно.

— Тогда у пана Зеленко.

— Очень хорошо, пусть будет у пана Зеленко.

На следующий день я пришел к своему старому «приятелю». Зеленко пригласил перекусить. Только мы сели за стол, открылась дверь и в корчму вошел Чаплинский.

— О! — поднялся навстречу ему Зеленко. — Мое почтение! Заходите, заходите! А у меня как раз мой лучший друг пан Курильчук.

— Какой Курильчук? — удивленно переспросил Чаплинский.

— А вы его не знаете? Тогда познакомьтесь. И Зеленко подвел Чаплинского ко мне. Я протянул ему руку и сказал:

— Стефан Курильчук.

— Погодите, — остановил меня Чаплинский. — Я же вас знаю как пана Грицюка. Когда это вы успели перекраситься на Курильчука?

«Вот тебе и на, — подумал я. — Попался». У меня было удостоверение на имя Стефана Курильчука, с которым я первый раз прибыл в Ровно и пришел к Зеленко. Но я им уже давно не пользовался, так как у меня были отлично сделанные документы на имя Грицюка. Для Зеленко я все еще продолжал оставаться Курильчуком. Что делать? Как выкрутиться?

— Видите ли, пан Чаплинский, — начал я, — это очень тонкое дело. Я не только коммерсант, но и журналист. Пишу в газету «Волынь» и подписываюсь Грицюк. Это мой литературный псевдоним.

Я вытащил из кармана удостоверение с трезубцем на обложке, в котором собственноручной подписью самого редактора Уласа Самчука подтверждалось, что я, Стефан Грицюк, являюсь корреспондентом газеты «Волынь» по Луцкому округу.

Прочитав удостоверение, коммерсант с уважением посмотрел на меня и начал расхваливать. Но пан Зеленко почему-то не поддакивал ему, а начал бросать на меня косые взгляды. «Вероятно, у хозяина корчмы возникли подозрения, — подумал я. — Надо быть осторожным».

Пан Чаплинский возвратил двадцать тысяч марок и предложил мне самому разделить барыш от операции с дрожжами. Я отсчитал пять тысяч — ровно половину барыша — и отдал коммерсанту.

Подобные коммерческие операции случались часто. Они начинали нас обременять, мешать основной работе. Со всех сторон на нас жали спекулянты, предлагая дела, одно соблазнительнее другого. Отказываться было невозможно, приходилось втягиваться в коммерческие сделки, финансируя дельцов разного пошиба. Спекулировали всем, чем придется: дрожжами, каустической содой, мылом, камнями и зажигалками, керосином, солью, кожимитом. Однажды мне предложили очень «выгодную» операцию на пять тысяч марок с деревянными сапожными гвоздями и дратвой. Я отдал деньги, и целая машина гвоздей в бумажных мешках была выгружена в одном из дворов. На следующий день пошел дождь. Мешки размокли, а гвозди превратились в месиво. Так и пропали пять тысяч марок, да еще пришлось вывозить гвозди на свалку. Но подобные неудачи не приводили нас к банкротству.

В Ровно был комиссионный магазин, принадлежащий одному турку. Хотя гитлеровцы относились к турку лучше, чем к украинцам и полякам, не чинили никаких препятствий его торговле, он не выказывал к завоевателям особой любви, а даже наоборот — подчеркивал свое неуважение к ним. Михаил Шевчук, Василий Бурим и Иван Приходько часто заходили в магазин, ставший неофициальным центром коммерческих операций.

Однажды не успел Михаил Шевчук переступить порог магазина, как за ним вслед вошел агент уголовной полиции Марчук. Он давно приметил, что Шевчук — частый гость турка и, вероятно, крупный спекулянт, ну и решил поймать его на горячем. Михаил не растерялся, позвал турка и, увидев на витрине хирургические инструменты, попросил их завернуть. Уплатив деньги, взял покупку и вышел. Марчук за ним.

— Может быть, пан угостит стаканом хорошего вина? — спросил он у Шевчука.

— Вино? Можно!

Они зашли в пивную, и Марчук стал заказывать. Очевидно, полицай рассчитывал хорошо погулять за счет Шевчука, так как за первым стаканом попросил второй, а потом третий… Но когда пришло время расставаться, Михаил достал из кармана гестаповский жетон на серебряной цепочке и начал им играть, накручивая на палец.

Увидев жетон, Марчук стал извиняться:

— Простите, пожалуйста, я ошибся: думал, что вы нигде не работаете.

— В следующий раз, пан, будьте более внимательны, если хотите работать агентом уголовной полиции. Всего хорошего! Не забудьте рассчитаться.

И, взяв свой пакет, Шевчук вышел из пивной.

Хирургические инструменты Михаил отдал Ивану Приходько, а тот предложил их мне. Увидев блестящие «железяки», я подумал, что не худо бы пойти с ними к турку. Его магазин расположен на центральной улице, и через окно можно было вести очень интересные наблюдения за легковыми автомашинами, в которых разъезжали чиновники рейхскомиссариата и гестапо. Мне как раз необходимо было кое-что уточнить, и я решил воспользоваться случаем, чтобы зайти в комиссионный магазин.

— Хайль Гитлер! Слава аллаху! — приветствовал я турка.

— Хайль коммерция! — шутя ответил он. — Есть что-то хорошее? — И он с интересом посмотрел на мой пакет.

— Посмотрите, очень хорошая вещь для сегодняшнего военного времени. Новенькие. Чешская фирма. Отдам почти за бесценок, — скороговоркой выпалил я и развернул пакет.

— Где вы их нашли? Только лишь вчера я еле избавился от этого товара. Больше года лежали на витрине. А вчера зашел один чудак и уплатил за них деньги. Я еще не успел рассчитаться за них с хозяином. Их принес мне один врач.

«Снова неприятности», — подумал я и сразу же догадался, что купил их Шевчук. Я хотел возразить, что, мол, это другие инструменты, но турок не стал даже слушать:

— Оставьте, пан. Они же в той самой бумаге, в которую я их завернул. И сколько с вас за них содрали?

— Мне предложила их одна моя знакомая, но цены не назвала. Я решил пойти к вам и посоветоваться, можно ли их продать и за какую цену.

— Лучше не беритесь за такой хлам и отнесите их назад, если не уплатили денег.

Инструменты пришлось отправить в отряд — в подарок Альберту Цессарскому. А относительно коммерческих дел я стал более осторожным, вскоре и совсем их прекратил.

Как-то в центре города меня встретила одна незнакомая барышня. Она вежливо со мной поздоровалась и тут же спросила:

— Вы больше не нарушаете правил уличного движения? Я советую вам лучше ходить пешком. Он вас тогда так отстегал, так отстегал! Я смотрела и еле сдержалась, чтобы не расплакаться от жалости.