Хочхоль Ли - Южане и северяне

— Хорошо. Все дела поручаю вам. Поступайте по своему усмотрению.

— Слушаюсь, — четко ответил я.

Да, я получил добро, но пока у меня не было четкого плана действий. Поэтому я решил сначала подумать о том, что делать с больным после его выздоровления. А дальше видно будет. Вместе с тем на сердце почему-то было неспокойно, постепенно нарастало чувство тревоги. Кстати, такое состояние у меня уже было на станциях Анбён и Хыпкок. На улице по-прежнему стоял густой туман. Я лишь покачал головой, не зная, что делать. Я пришел в гостиницу и вместе с теми, кто только что вернулся из больницы, закончил поздний завтрак. Говорили, что окончательный диагноз Чан Согёна еще не установлен. По словам врача, больной, похоже, поражен ревматизмом, связанным с хронической гипотрофией, и ему необходимо подлечиться еще дней десять, возможно, тогда ему станет лучше.

Новобранцев тревожила неизвестность, многие начали писать письма своим близким. Я также присоединился к ним — написал письмо своему школьному учителю Хван Суёлю. Вот краткое содержание этого письма:

«Я сейчас нахожусь в Косоне. Город окутан ранним утренним туманом. Мы только что прибыли сюда на поезде. Вечером начнется наш пеший ночной поход в сторону передовой линии фронта. Сейчас рядом со мной находятся 18-летний товарищ из Мунчхона и 32-летний — из Ёнбёна (эти два товарища — очень активные участники вечеров отдыха), рядом сидят также 29-летний новобранец из Янъяна и несколько добровольцев из Южной Кореи. Я жив, здоров и вполне счастлив. По мере возможности я буду рад снова написать вам письмо. Жаль, из-за тумана не видны ни море, ни гора Кымгансан. Очень скучаю по товарищу О Инсун.

Заканчиваю. Извините за такой небрежный почерк. До свидания».

Написав письмо, я немного успокоился. Решил чуточку вздремнуть, но не мог сомкнуть глаз. Меня все время что-то беспокоило, в голове лихорадочно крутились разные мысли. Осознав, что попытки заснуть ни к чему не приведут, вместе с Чан Сеуном я отправился в больницу.

Одетый в тускло-желтую больничную одежду, Чан Согён полулежал на койке. Он пристально смотрел на меня своими ясными глазами. Держа его маленькую холодную руку, без всяких предисловий я сказал:

— Начальство разрешило и Чан Сеуну остаться в больнице, так что лечитесь спокойно. Пусть это будет 10 или 15 дней — до полного выздоровления.

В этот момент мне показалось, что Чан Согён впервые с момента нашего знакомства немного растерялся. А сидевший рядом Чан Сеун был сильно взволнован. Мои слова явно застали их врасплох.

Не отпуская руку больного, я сказал, что после лечения им обоим надо вернуться в Сеул. Посоветовал ехать на попутном поезде до Каннына, а затем — в Сеул на воинском эшелоне. Я пообещал выписать им командировочные удостоверения.

Оба товарища были растеряны.

— Это тоже разрешение начальства? — в упор спросил Чан Согён.

— Нет, это моя личная рекомендация.

— Если это рекомендация, то что она означает? — раздумчиво спросил Чан Согён.

— Не следует так глубоко копаться, — ответил я, слегка улыбнувшись. Затем объяснил, что им вдвоем будет легче это сделать. И добавил, что, если бы речь шла о ком-то другом, невозможно было бы осуществить это. У товарищей из Мунчхона, Ёнбёна, Янъяна и, на худой конец, у тех, кто приехал вместе с вами, например у Ким Сокчо, нет никаких шансов остаться здесь, а после вернуться в тыл. И тут же, неожиданно для самого себя, добавил:

— Вы спрашиваете, что все это значит? Вы обо всем узнаете после.

Чан Согён молча смотрел на меня во все глаза. А я продолжал:

— Дело в том, что вы в отличие от других не совсем практичны. Ведь риск не всегда оправдан, а порой может привести к нехорошим последствиям. Теперь вряд ли найдется настолько самоотверженный человек, который в одной легкой куртке, преодолевая огромное расстояние и большие трудности, прибыл бы сюда, чтобы влиться в ряды добровольцев. Может быть, вы заболели от чрезмерного напряжения. По правде говоря, вопреки вашим ожиданиям, эта война ничего хорошего не принесет. Да и началась она чисто по субъективным причинам, волевым путем и без особых надобностей. Полагаю, те, кто начал войну, допустили серьезный просчет и явно преувеличили свои возможности. Однако я надеюсь, что еще не все потеряно. Возможно, нам придется упорно трудиться в течение нескольких десятилетий, чтобы привести страну в нормальное состояние.

Чан Согён слушал внимательно, а затем, слегка улыбнувшись, сказал:

— Я принял решение сам, исключительно по собственной воле. Товарищ заместитель командира взвода, прежде всего разрешите поблагодарить вас за добрые советы. Я все отлично понял, но позвольте мне самому решать мои проблемы. А еще я благодарю вас за то, что вы разрешили товарищу Сеуну оставаться со мной в больнице.

После небольшой паузы он продолжал:

— Извините, пожалуйста, если мои слова покажутся вам неуместными. Но все же я хотел знать, если можно, почему вам так не нравился товарищ Каль Сынхван?

Честно говоря, я на мгновение растерялся. А Чан Согён с легкой улыбкой продолжал:

— В конечном счете каждый человек должен отвечать за себя сам. Если он берется не за свое дело, не рассчитывает своих возможностей, то рано или поздно столкнется с непреодолимыми трудностями. Но если ты поднимаешься по лестнице, преодолевая одну ступеньку за другой, и достигаешь своей цели, то получаешь от этого большое удовольствие. Мне больше ничего не надо. Может быть, мои поступки опрометчивы, но постарайтесь понять меня — я таким родился. Не следует считать меня каким-то особенным человеком.

Желая, чтобы он дальше не продолжал, я положил руку на его плечо и сказал:

— Мы слишком много говорим о разных вещах. Лучше послушайте меня. Я настоятельно советую вам двоим возвращаться домой, в Сеул. Конечно, мои слова не требуют обязательного исполнения. Окончательное решение вы будете принимать сами.

Закончив разговор, я вместе с Чан Сеуном вернулся в гостиницу и сразу начал готовить документы для этих товарищей. Графу «пункт назначения» я намеренно оставил пустой, чтобы они сами ее заполнили.

Далее произошло следующее. Через пятнадцать дней два друга самостоятельно прибыли в Ульчжин, догнали нас. Здесь мы и расстались навсегда. Я был определен в минометную батарею, где не было ни одного миномета. Чан Согён погиб в бою в составе первой пехотной роты. Об этом более подробно я расскажу дальше. А Чан Сеуна однажды ночью я мимоходом увидел с длинной винтовкой на плече. Как я полагаю, он отбился от своей роты во время отступления где-то в районе Мукхо (ныне Тонхэ).

Во время отступления на высоком перевале одного горного хребта я встретил и младшего лейтенанта Ко Ёнгука. Он был очень изможден и говорил, что будет воевать в тылу врага в составе партизанского отряда. Мне показалось, что он совсем забыл о том, как когда-то советовал мне сойти с поезда по дороге в Ульчжин. Видимо, в тот момент его заботили уже совсем другие проблемы.