Хочхоль Ли - Южане и северяне

— Принесите, пожалуйста, еду на одного, если осталось что-нибудь после ужина. Не для меня, а для одного парня, который служил в северокорейской армии. Он почти ровесник с вашим вторым сыном. У нас мало времени, поэтому принесите, что имеется.

— Чёрт побери! Это солдат Народной армии? — взволнованно воскликнула женщина и выбежала с кухни во двор. В то же время дед с козлиной бородкой, наоборот, пошел в дом. Убедившись, что этот молодой человек не их сын, он вернулся во внутренний двор.

— Ладно. Старик только что вернулся с вечеринки по случаю шестидесятилетия со дня рождения одного соседа, так что он не стал ужинать. Поэтому остался рис, хоть он немного и остыл, — сказала она, глядя на меня. Затем продолжала:

— Кстати, недавно поползли слухи о том, что в деревню прибыла группа северокорейских военнопленных. Многие семьи интересовались, нет ли среди пленных их родственников.

— Их можно понять. Ведь из каждой семьи забирали молодых людей в армию, чтобы быстрее добраться до Пусана, затем в Сеуле 15 августа отпраздновать День Победы. Негодяи были абсолютно уверены в этом! — ответил полицейский, а затем добавил специально для меня:

— Ну, заходи, немного перекусим. Не беспокойся. И в этой семье в июле забрали двоих сыновей в Народную армию. Никто не знает, живы они или нет. Не стесняйся, они поймут тебя.

Затем тихо, не спеша стал рассказывать историю своей жизни:

— В прошлом и на мою долю выпало немало невзгод. Когда мне было чуть больше двадцати, я скитался по Японии, Маньчжурии и другим местам, набираясь жизненного опыта. На чужбине одному всегда очень трудно, поэтому надо иметь хороших знакомых, которые могли бы поддержать при необходимости. В твоем возрасте, конечно, трудно все это представить. Иногда в свободное время мне приходилось бывать у этих старичков, оба сына которых служили в армии. Они угощали меня вкусным, горячим супом, заправленный соевой пастой. После голодного армейского пайка я наслаждался этой домашней едой и таким родным кисловатым старческим запахом. Так, возможно, устроена наша жизнь. Иногда лучше быть неискренним, чем говорить правду. Например, когда я лицемерно называю ее «мамой» и подлизываюсь к ней, то она для виду вроде бы отчитывает меня, говоря, что, мол, солидному двадцатидевятилетнему человеку нельзя вести себя так несерьезно. Однако в душе своей она радуется, ей это нравится. Ты понимаешь, о чем я? Хотя… даже если и понимаешь, в твоем возрасте трудно так поступать. Ну, садись. Сейчас принесут еду. Ешь, не стесняйся.

В конце рассказа его голос звучал как-то слабее, и я посмотрел на него. Он уже лежал на боку, положив голову на согнутую в локте руку, и погружался в глубокий сон.

Комната была размером около четырех квадратных метров. Это была обычная комната старого крестьянского дома с соломенной крышей. Потолок был так низок, что, резко встав, можно было стукнуться об него головой.

Я подумал о хозяине дома. Он казался каким-то угрюмым и странным. Когда мы вошли во двор, он, увидев нас, лишь одним словом ответил на наш вопрос и продолжал ходить вокруг дома. Как будто его ничто не интересовало. Пожалуй, полицейского южнокорейской армии и этот дом связывала только старушка. Я никак не мог понять причину их сближения. Южнокорейские войска заняли эти места всего лишь неделю назад, в октябре, и за такой короткий срок между ними установились настолько тесные отношения. Мне сложно было поверить в это. Окончательно запутавшись в своих мыслях, я в задумчивости сидел, прислонившись к стене.

Хочу сказать, что первое выступление этого полицейского перед нами, пленными, произвело приятное, свежее впечатление. Однако после его рассказа я слегка охладел к нему. Вместе с тем все его слова были искренними, правильными. Может быть, действительно надо помнить его слова, находясь на чужбине? Но когда я увидел, как этот человек и старая хозяйка балагурят, у меня сложилось совсем другое мнение и возникли некоторые вопросы. Пусть даже он приобрел эти навыки общения с людьми, как говорится, пройдя огонь, воду и медные трубы. Что ж, взрослый двадцатилетний мужчина, военный полицейский сумел найти общий язык с пожилой хозяйкой дома, но все равно непонятно, как за такое короткое время, в течение одной недели, пока здесь были дислоцированы южнокорейские войска, они могли так сблизиться. Возникают и другие вопросы, на которые трудно ответить. Однако я не думаю, что между этими двумя людьми были какие-то порочные отношения. Наоборот, полагаю, у них были самые нормальные человеческие связи. По словам того же полицейского, на такие дружеские отношения способен не каждый человек, а лишь тот, кто расположен к этому.

В этой связи хочется сказать, что находятся люди с таким высоким самомнением, что даже не думают о том, к каким тяжким последствиям могут привести их поступки. Полагаю, что к такой категории людей относятся те, кто в 1990-х годах любыми способами стремился занять выгодное положение в нашем обществе, в частности попасть в Национальную Ассамблею 15-го созыва [34]. Большинство из них не останавливалось ни перед чем для достижения своих корыстных целей.

Конечно, это ретроспективный взгляд человека на южно-корейское общество 1990-х годов; на то общество, в котором я прожил более пятидесяти лет. А тому молодому человеку, каким я был в девятнадцать лет, не могла прийти в голову подобная мысль. Тогда у него были какие-то свои взгляды на жизнь…

Побалагурив немного и велев старой хозяйке принести ужин, военный полицейский тут же, ни о чем не думая, крепко заснул. Глядя на эту картину, я почувствовал, что разочаровался в этом человеке.

Примерно через шесть-семь минут со стороны внутреннего двора послышались шаги, затем бесшумно приоткрылись двери, и показалась хозяйка с ужином на маленьком столике. Я отодвинулся от стены и уселся как следует. Лампочка была слабой, в комнате было темновато. Тем не менее я успел заметить, что хозяйка дома выглядела намного моложе своего мужа, старика, с которым мы встретились, когда вошли во двор. Это была женщина хорошего телосложения, широколицая, осанистая. Одним словом, она производила впечатление вполне здоровой зрелой женщины.

— Вот это да! Заставил старого человека приготовить ужин, а сам дрыхнет. Что за манеры! Эй, дядя, пора вставать, — сказала она шутливым тоном и поставила посередине комнаты столик с ужином. В это время она впервые посмотрела мне прямо в глаза и тихо сказала:

— В нашей провинции Канвондо готовят рисовую кашу с картошкой или же кашу на пару из чумизы. Я немного замешкалась, но тут как раз дали электричество, и я успела приготовить суп из головы сушеного минтая в томатном соусе. Закуски нет, так что ешь супа побольше.