Кэти Гольке - Спасая Амели

– Одна. – Ривка отвернулась.

Рейчел тут же пожалела о своих словах, ей стало стыдно за намеренную грубость, но тон менять она не стала.

– У тебя есть одежда для сна?

– Сорочка, – прошептала Ривка. – Все, что у меня есть, надето сейчас на мне.

Рейчел прикусила губу.

– Переодевайся в сорочку, а потом спускайся на кухню – скоро бабушка нагреет тебе суп. Но ты должна быть готова спрятаться в шкафу в любой момент – карабкайся по лестнице каждый раз, когда услышишь посторонний шум на улице или стук в дверь. Люк на чердак всегда должен быть закрыт, чтобы нас не застали врасплох. Мы не можем рисковать.

– Понимаю.

– Надеюсь… ради нас всех.

Девушка не могла смотреть Ривке в глаза. Рейчел спустилась по лестнице, прошла через шкаф, предоставив юной соседке самой о себе заботиться.

Как только в доме воцарилась тишина и Рейчел услышала ровное свистящее дыхание Амели и Ривки, она повернулась на бок. Она вела себя с Ривкой недопустимо грубо. Почему? Эта девочка потеряла всех, кто ей дорог, а Рейчел, хотя и оказалась заложницей в Обераммергау, была окружена членами своей семьи, людьми, которые ее любили, рисковали жизнью, чтобы ее спасти. Почему же она не может быть так же добра к Ривке, ведь той так необходимо участие?

Рейчел перевернулась на спину, зная ответ. «Джейсон просто помогает этой девочке или она ему нравится? Он явно смотрел на нее завороженно, когда она примеряла перед ним цепочку».

Фридрих, который все еще находился в коконе темноты, слышал, как шепотом молится Лия и читает Библию бабушка. Снились ему и другие сны, слышались и исчезали голоса – женский шепот, молитвы пастора, настойчивые просьбы мужчин, которых он не узнавал. Но все это кружилось, смешивалось, переплеталось с жуткими, лающими приказами сержанта, гулом артиллерии и взрывами динамита. Временами Фридрих ощущал жар огня, слышал безумные, чудовищные крики. И так же неожиданно дул прохладный альпийский ветер, прямо с гор, охлаждал его разгоряченный лоб. Иногда по руке Фридриха струилось что-то мокрое – то ли теплые ручейки дождя, то ли слезы. То ли он это чувствовал, то ли видел сон. Однажды Фридрих был уверен в том, что ест бабушкин суп. Он изо всех сил пытался протянуть руку… Если бы он мог заставить двигаться свои руки! Если бы мог открыть рот и заговорить, распахнуть глаза и увидеть… Однако вокруг по-прежнему царила темнота и Фридрих не мог из нее вырваться.

Во время первого урока театрального мастерства Рейчел путалась в именах, но игра в импровизацию, которой она научила детей, отвлекла их и расположила к учителю. Прошел час, и из дверей заструился ручеек маленьких ножек и соломенных косичек.

Когда Рейчел в прекрасном настроении собирала реквизит после второго занятия, в класс вошел курат Бауэр.

– Мы приняли решение, – признался он печально женщине, которую считал Лией. – Ничего не поделаешь. Вчера было заседание совета. Сегодня утром отец Оберлангер уже уведомил о нем местные газеты, а я послал весточку герру Янгу в Мюнхен, чтобы он осветил это в зарубежной прессе. В 1940 году постановка «Страстей Христовых» отменяется. – Курат вгляделся в лицо собеседницы. – Мне очень жаль.

Рейчел, которая притворялась Лией, то есть замужней женщиной, да еще и протестанткой, была бы счастлива, если бы ей разрешили вообще не бывать на репетициях этого представления. Даже без «Страстей Христовых» она была бы нужна. Это было совершенно другое – сравнительно легкое – дело: организовать после уроков драмкружок, пока те, кто обычно ставил «Страсти Христовы», воюют. Но Рейчел не решилась выразить облегчение. Лия с бабушкой объясняли ей, насколько важна эта постановка для жителей деревни – во исполнение обетов «Страсти» ставят каждые десять лет. Туристы приносили гостиницам, ресторанам и множеству резчиков по дереву дополнительный доход.

– Не знаю, что сказать. Вся деревня будет расстроена.

– Идет война, война, которую, как нас уверяют, развязала против нас Англия. – Священник едва сдержался, чтобы не фыркнуть. – Слишком много ведущих актеров мобилизовали на фронт. Немцы не приедут – нет бензина, чтобы путешествовать ради развлечения. Все продукты, мясо – по карточкам. И, конечно же, не приедут ни англичане, ни американцы. Да никто их здесь и не ждет. – Он пожал плечами. – Когда закончится эта проклятая война, возможно, они вновь захотят приехать. И, может быть, Германия снова будет их ждать.

Рейчел понятия не имела, что ему ответить, чтобы утешить.

– Наступит тысяча девятьсот сорок первый – к тому времени война уж точно закончится.

Курат посмотрел на нее так, как будто она совершила святотатство.

– Или тысяча девятьсот сорок второй… – Рейчел старалась говорить беспечно, чтобы нарушить неловкое молчание.

Но курат нахмурился, вгляделся в ее лицо.

«Они всегда ставят “Страсти” раз в десять лет. Но разве это имеет значение, если им нужны деньги, работа?» Что бы она ни сказала, утешения это не принесет. Поэтому Рейчел отвернулась, закончила собирать свою сумку и пожелала священнику спокойной ночи. Всю дорогу домой она с волнением гадала, о чем думает курат, – а он явно над чем-то размышлял.

Рейчел тщательно копировала осанку, акцент Лии, носила ее одежду. Даже думать пыталась, как сестра! Что же его так в ней смутило?

Лия настояла на том, чтобы дети, посоветовавшись с родителями, выбрали: посещать им хор или драмкружок. Но не то и другое одновременно. Курат Бауэр согласился, что будет справедливо дать возможность заниматься в кружках большему числу детей и более серьезно развить уникальные таланты каждого. Для Рейчел с Лией это исключало возможность того, что дети начнут сравнивать фрау Гартман, учительницу хорового пения, с фрау Гартман, которая ведет драмкружок.

Первые два занятия прошли гораздо лучше, чем Рейчел смела надеяться, с одним исключением: парнишка из гитлерюгенда по имени Максимилиан проявлял к ним слишком пристальное внимание. Детишки превзошли ее ожидания: они оказались очень увлеченными, удивительно живыми и непосредственными. Уроки пролетали незаметно. Жаль, что она вызвала подозрения у курата. Ах, если бы она знала, чем объясняется его любопытство!

Лии, когда она вернулась с рынка, понадобилось целых полчаса и кружка чая, чтобы успокоить Рейчел, заверить ее, что с куратом все будет хорошо.

– Ты не видела его лица! Он что-то подозревает! О чем-то догадывается!

– Даже если и подозревает, он поделится этим со мной. Курат мне доверяет. Мы прячем Ривку по его просьбе!

Рейчел кивнула, пытаясь восстановить дыхание.

– А сейчас расскажи мне об уроке. О детях, – попросила Лия. – Когда сегодня в городе я встретила курата, он упомянул о том, что у нас один ученик ходит и на хор, и на драмкружок. Я улыбнулась, как будто поняла, о ком он говорит.