Кэти Гольке - Спасая Амели

Рейчел и сама знала, что это так. Она разгладила складки юбки.

– Очевидно, вы правы. – И улыбнулась.

– Так и есть, – улыбнулся Бонхёффер в ответ. Улыбка у него была искренняя, солнечная. – Очевидно. Вы можете называть меня Дитрихом, только не на людях, если нам приведется встретиться снова, фрау… как вас теперь зовут?

– Фрау Эльза Брайшнер, – ответила Рейчел, гордо вскинув голову. – Мне пятьдесят семь лет, я живу в Штелле.

– Вот и хорошо, фрау Брайшнер, можете на меня положиться.

– Спасибо. Спасибо, Дитрих.

– Джейсон много рассказывал мне о вас, о вашей Амели, о том, как вы помогаете Ривке. Вы смелая девушка, фрейлейн Крамер. Неудивительно, что наш общий друг так сильно вами увлечен.

Сердце Рейчел забилось быстрее. Джейсон признался Дитриху в своем чувстве к ней.

– Как и я увлечена им. – Она все же боялась поверить в то, что их дружба может перерасти в нечто большее. – Джейсон дал мне почитать вашу книгу.

– А! Он мне об этом говорил. Что же, вы прочли?

– Да. Не уверена, что все поняла, но я стараюсь учиться.

– Честный ответ. Все мы учимся всю жизнь.

– Джейсон рассказывал мне, как вас донимает гестапо. Надеюсь, из-за моей просьбы у вас не будет новых неприятностей и за вами не станут следить еще пристальнее.

– Nein. Джейсон – мой брат. Я искренне его люблю и ради него сделаю все, что в моих силах.

Рейчел нахмурилась, не сумев понять сидящего перед ней человека.

– Но ведь вы его едва знаете.

– На нем благодать Господня. – Пастор пожал плечами и улыбнулся.

– В своей книге вы об этом говорите, – прошептала Рейчел, силясь постичь смысл незнакомого понятия.

Дитрих склонил голову набок, словно изучал собеседницу. Потом процитировал:

– «За многая любовь мне многое простится, ибо чудо благодати на мне» [50].

Рейчел узнала эти слова – они встречались ей в бабушкиной книге церковных гимнов.

– Драгоценной благодати, – подсказала она, чувствуя, как в груди разливается теплая волна понимания священного таинства.

У Дитриха засияли глаза.

– Каждый из нас – чудо драгоценной благодати Господней.

В тот день Лия не пошла в церковь репетировать с хором. Утром, сразу же после того как ушла Рейчел, позвонил отец Оберлангер и сказал, что на сегодня занятие отменено. О том, что курата Бауэра арестовало гестапо, он ни словом не обмолвился.

Чтобы создать впечатление, будто бы все идет, как обычно, Лия после второго завтрака проводила Фридриха в его мастерскую – она могла раскрасить и покрыть позолотой уже готовые фигуры. У Фридриха было почти закончено Святое семейство и другие рождественские фигуры. Ривке и Амели нечего бояться, ведь они остались вместе с бабушкой, а Лии было крайне необходимо чем-нибудь себя занять.

Ею целиком завладели тревога о Рейчел и страх за курата Бауэра. Если в гестапо его станут бить, пытать, кто знает, что он может рассказать? А если его бросят за решетку, отправят в один из многих в Германии концлагерей, что же станется с теми людьми, которых он скрывал от властей по всей округе? Только на нем держались все связи с черным рынком продуктов питания, и через него же Джейсон передавал фальшивые документы и комплекты продовольственных карточек. Курат играл главную роль в переправке еврейских детишек за пределы этой альпийской долины. Даже Лия и бабушка зависели от помощи курата, благодаря которому получали – в обмен на молоко от своей коровы – лишние продукты для Рейчел, Ривки и Амели.

– Ты красишь овечку в красный цвет, – не повышая голоса, заметил Фридрих. – Будь внимательнее.

– Ой, прости! Прости, пожалуйста!

Лия даже уронила кисточку. Подобных ошибок она не делала еще никогда и теперь закрыла лицо руками. Фридрих отошел от верстака и ласково обнял жену.

– Ничего страшного. Протру песочком, приглажу шерстью, и она опять станет как новенькая. – Он помог жене встать и крепко прижал ее к себе. – Ты за последнее время столько всего вытерпела, meine liebe Frau [51]. Немудрено, что у тебя так тяжко на душе.

– Да нет, – покачала головой Лия. – Моя ноша не тяжелее, чем у остальных. Просто я очень сильно напугана. Боюсь за курата, за Рейчел, за Амели, за всех нас.

– Я тоже очень боюсь, – сказал Фридрих и поцеловал ее в темя.

Фридрих все еще обнимал жену, когда дверь мастерской распахнулась и к ним вошел Герхард Шлик.

Амели поспала после обеда и теперь проснулась. На чердаке было очень темно. Ей не нравилось спать днем, не нравилась и темнота, которую создавали шторы светомаскировки, плотно занавешивавшие маленькое чердачное оконце. Темнота напоминала девочке долгие часы угрюмого сидения в шкафу вместе с Ривкой и тетей Рейчел. А так хотелось просунуть голову под шторы и посмотреть, что делается на дворе!

Но ей нужно было на горшок, ждать дольше она уже не могла. Тетя Рейчел, как всегда, рассердится, если Амели будет ждать слишком долго и намочит матрасик. А когда она сердится – это хуже, чем вставать в темноте и пробираться по расшатанным доскам чердака к лесенке.

Амели не понимала, почему нельзя поставить горшок на чердаке, однако взрослые на этот счет были очень строгими. Как и насчет того, что каждое утро матрас нужно туго-туго сворачивать, а одежду, туфельки, даже книжку с картинками и куклу постоянно прятать в шкафу. Нигде не должно быть и следа пребывания в доме Амели, а также тети Рейчел и Ривки. В любое время, хоть днем, хоть среди ночи, они были готовы к тому, чтобы забиться в шкаф и плотно закрыть дверцу. Девочке казалось, что это такая игра, но игра эта ей не нравилась, а шкаф она просто терпеть не могла.

Правда, когда дверцу шкафа наконец разрешали открыть, старая бабушка неизменно крепко обнимала и целовала Амели. Потом давала ей немного каши с молоком и сидела с ней рядом за столом. Амели очень нравилось разглаживать пальчиком морщинки на бабушкином лице, а особенно приятно было, когда старушка улыбалась. Морщинки у нее тогда светились, словно свечи на рождественской елке.

Молодые женщины иногда тоже улыбались, но чаще выглядели обеспокоенными, и от этого беспокойства постоянно хмурились. Амели никогда не могла понять, почему так происходит. Может, она что-нибудь натворила? Отец обычно сердито хмурился, глядя на нее, и девочку это пугало. Но красивые тети были совсем не похожи на ее отца. Они часто обнимали и ласкали ее, как делала, бывало, мама. А мужчина… Амели всегда становилось весело, когда она думала о нем. Дядя Фридрих непременно улыбался во весь рот, увидев девочку, как будто от ее появления становилось светлее вокруг. Тогда и Амели радовалась тому, что живет на белом свете.

Но обе красивые тети, так сильно похожие друг на друга, уходили из дому надолго, как и дядя Фридрих. Тетя Рейчел, которая жила с Амели на чердаке, много читала, а темноволосая девушка, Ривка, постоянно выглядела печальной.