Николай Асанов - Огненная дуга

Вся равнина, плохо видимая сквозь пелену пыли и дыма, казалась отсюда мертвой и безжизненной. Но на самом деле она была полна тайного движения и невидимой работы. Здесь проходила оборонительная линия, построенная немцами задолго до войны, и каждый дом, даже вот такая богатая усадьба, как мыза Гроссгарбе, был вписан в эту оборонительную линию. Все здания мызы были построены из бетона, окна узкие, как бойницы, а службы, скотные дворы, сараи и амбары и внешне похожи на доты, в которых очень удобно расположить пулеметы, минометы и, может быть, даже пушки.

Но и на самой равнине каждый холм был укрытым дотом и каждая колокольня — наблюдательным пунктом. Сибирцев оглядел прусскую равнину, затем отстранился от стереотрубы и перечитал краткие записи наблюдений:

«6.34. К юго-востоку от мызы Гроссгарбе к отдельному сараю прошла легковая машина, оставалась 13 минут вне видимости, в 6.47 направилась обратно в город Раппе.

8.15. Показались два немца в направлении того же сарая от Раппе, по-видимому, с катушкой провода.

8.20. Это связисты. Прошли в ту лощину, куда ранее проходила легковая машина.

9.23. От мызы к передовым небольшими группами, по два-три человека, перебегают немцы с тяжестями.

9.27. Подносчики снарядов. Исчезают возле ручья.

10.00. Огневой налет по берегу ручья.

10.15. Окончание огневого налета…».

И так изо дня в день, из минуты в минуту все заносилось в дневники наблюдателей. Из всего этого штаб извлечет данные о новых укреплениях, отметит на своей огневой карте фортификации, чтобы очередным артиллерийским налетом уничтожить плоды ночной работы врага.

Начало темнеть. Смолкли одиночные выстрелы снайперов. Утихала канонада.

Сибирцев поблагодарил капитана и пошел было к выходу.

— А вы разве не станете ждать? — удивленно спросил Серебров.

Майор хотел спросить, о каком ожидании говорит Серебров, но в это время с немецкой стороны, совсем где-то рядом, началась беспорядочная стрельба.

— Обнаружили! — с горечью крикнул старший наблюдатель.

Сибирцев высунулся из амбразуры, пытаясь разглядеть в ночной бинокль, что происходит. Над болотцем, что лежало между окопами, в мертвой зоне, поднялись столбы минных разрывов. Мины летели одна за другой. Затем из болота вырвалась в сторону русских окопов ракета. И в ту же минуту с русской стороны ударили тяжелые минометы, образуя сплошную стену отсечного огня.

Сибирцев увидел силуэты двух бойцов, бежавших к болоту среди тяжелых столбов воды и ила. Затем все смешалось в сплошном громе. Немцы ввели в дело тяжелые минометы и орудия. На всем протяжении ходов сообщения теперь вздымались взрывные волны. Один, а за ним и другой снаряд взорвались в развалинах сарая. Начинался ночной бой. отрезавший Сибирцеву путь к штабу.

— Ну как, хорошо мы обеспечили переход вашего разведчика? — спросил Серебров.

— Какого разведчика? — прерывающимся от волнения голосом сказал Сибирцев.

— Разве вы не для этого приезжали? — в свою очередь взволновался Серебров. Может быть, он даже пожалел о том, что проговорился. Но, увидев, как изменилось лицо Сибирцева, сжалился над ним. — видно, майору не безразличны судьбы людей его отдела, если он так переживает, хотя и не знал, что именно сегодня ждут кого-то из них. — Мы уже второй день ждем этого перехода. Подполковник Масленников сообщал, что ждет человека… Ну, я и думал…

Сибирцев опустился на скамью, потом вскочил, заторопился:

— Я должен немедленно вернуться в штаб!

Но Серебров положил на его плечо тяжелую руку:

— Никуда вы сейчас не пойдете!

Он снова усадил майора, присел рядом с ним, и так, молча, не глядя друг на друга, они просидели с полчаса. Но едва стихла канонада, как Сибирцев выскочил из укрытия и побежал почти бегом на КП батальона, не ожидая Сереброва.

Серебров догнал его уже перед самым КП.

Заместитель комбата, увидев Сереброва и Сибирцева, лихо доложил:

— Разведчица здорова, только сильно ослабла. Ее отправили в штаб армии. — И совсем другим тоном, удивленно воскликнул — Но какой человек! Выйти из воды и огня и, даже не отдохнув, потребовать, чтобы ее немедленно доставили в штаб армии. А ведь она три дня и три ночи пробиралась через линию фронта! На это не всякий мужчина способен!

Сибирцев выбежал из блиндажа.

Масленникова в штабе он не застал. Очевидно, сведения, доставленные Мариной, требовали немедленной передачи выше по начальству. Сотрудники сказали Сибирцеву, что лейтенанта Стрельцову отправили на отдых в хозяйство Хмурова. Но туда Сибирцев без разрешения ехать не мог. Однако подполковник не забыл о своем подчиненном, сам позволил из штаба фронта и разрешил Сибирцеву быть свободным до десяти часов утра…

На этот раз в хозяйстве Хмурова Сибирцева встретили с искренней радостью. Сам капитан вышел навстречу Сибирцеву и еще издалека закричал:

— Здесь, здесь ваша супруга, товарищ майор! Мы устроили ее вон в том домике…

Он проводил Сибирцева к маленькому домику в глубине сада и, простившись, медленно зашагал к себе. Может быть, он думал в эту минуту о том, когда и где ему самому приведется увидеться с женой и случится ли это вообще… Чужое счастье, как бы мало оно ни было, всегда вызывает некоторую зависть…

Сибирцев, проводив капитана глазами, пока тот не скрылся за деревьями, не стучась открыл дверь.

В комнате было полутемно. Марина сидела, слегка опустив голову, в кресле, против открытой дверцы жарко растопленной печки, как будто все глядела в огонь и не могла оторваться. На самом же деле она, как видно, едва присев, заснула. Георгию даже послышалось, что она чуть слышно всхлипывает во сне, как обиженный и испуганный ребенок, и не может проснуться, чтобы сбросить это тяжелое оцепенение. Она, должно быть, едва смогла переодеться, — груда грязной, мокрой одежды лежала тут же, и от нее клубился пар.

Он стоял у порога, и смотрел, и жалел ее до той боли в сердце, когда печем становится дышать. Но страшный сон все мучил ее, и он тихо позвал:

— Марина!

Она вдруг вскрикнула, вскочила с кресла, бросилась к нему, припала на грудь. Жалость все шире захлестывала Георгия, и он, еще не видя ее лица, гладил ее волосы, усталые, согнувшиеся плечи, целовал ее, ощущая соленые слезы, обильно бежавшие по исхудавшим огрубелым щекам и подбородку.

— Ну что ты, Марина, не надо плакать, не надо… — бормотал он, пытаясь приподнять и разглядеть ее лицо, но она только крепче прижималась к нему, словно все еще не верила, что это он.

— Когда Масленников сказал, что ты здесь… — начала она, но голос ее затрепетал и сорвался.

— Значит, он сказал все-таки…

— Я не могла дождаться, все думала, что с тобой что-нибудь случится…

— Да что со мной может случиться!