Евгений Федоровский - Невидимая смерть

Как ни хотелось, но пришлось обратиться к контингенту русских военнопленных, считавшихся в абвере неблагонадежными из-за многих провалов. Он поехал на Викторияштрассе, 10. Там размещался «русский отдел» вермахта, который занимался идеологическими акциями против России и вербовкой русских военнопленных и эмигрантов. В его ведении находился и концлагерь «Промитент» под Винницей, где содержались пленные русские генералы. Активный сотрудник этого отдела капитан Штрикфельдт из прибалтийских немцев, служивший в свое время в царской армии и у Юденича, а теперь курирующий Власовское движение, посоветовал поискать кандидатов в школе пропагандистов Российской освободительной армии. Юстин направил свой «опель» в городок под Берлином – Дабендорф.

Его встретил низколобый, остроносый человек с глубоко запавшими глазами, скрытыми за ершистой щеткой бровей. Не зная, как приветствовать гостя в штатском, он снял фуражку, обнажив стриженную «под бокс» голову, коротко представился:

– Жиленков.

Юстин решил сразу установить доверительно-дружеские отношения с русским начальником школы, бывшим бригадным комиссаром Красной армии, о чем не преминул упомянуть Штрикфельдт перед поездкой.

– Сегодня довольно холодно, – он зябко повел плечами.

– Нам не привыкать, – проговорил Жиленков, нисколько не удивившись тому, что немец говорил на превосходном русском. Визитеров – специалистов по России, надо полагать, у него побывало немало.

– Я слышал о вас много хорошего, Григорий, – сказал Юстин, по-приятельски тронув полковника за локоть. – Как видите, приехал к вам в некотором роде инкогнито, хочу просто познакомиться с вашими подопечными.

– У нас три роты: офицерская, унтер-офицерская и солдатская. Какая из них интересует вас в первую очередь?

Юстин по опыту знал, что лучше начинать работу с молодыми, не искушенными в жизни людьми, более смелыми и восприимчивыми к обработке, в то же время обладающими некоторым опытом в разведке.

– Может, для начала вас заинтересуют дела наиболее надежных людей? – добавил Жиленков, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Не привык к бумажной канители, – улыбнулся, как бы очнувшись, Юстин. – Я похожу на занятия, пригляжусь, а потом уж вместе обсудим кандидатов, которые мне могут понадобиться.

– Каким временем вы располагаете?

– Недели, пожалуй, хватит.

По тропинке, очищенной от снега, они прошли к штабному бараку, обитому свежей вагонкой. В кабинете Жиленков, помявшись, проговорил:

– Вы с дороги. Может, хотите выпить?

– Не откажусь. Только налейте самую малость.

Из сейфа полковник извлек наполовину опорожненную бутылку шнапса, наполнил тридцатиграммовый стаканчик. Себе же налить постеснялся.

– Вы трезвенник? – удивился Юстин.

– Привык, знаете ли, по-русски. Стакан перед обедом.

Зная о строгих порядках, установленных немцами в заведениях подобного рода, Юстин мысленно отметил осторожную откровенность начальника школы. Он отдал требование на довольствие.

– Я прикажу приготовить для вас комнату, – Жиленков направился к двери.

– И скажите своим инструкторам, чтобы на меня не обращали на занятиях никакого внимания. Пусть думают, что я из ваших «трудовиков».

Пока Жиленков отсутствовал, Юстин ознакомился с бумагами, развешанными на стене кабинета: распорядком дня, инструкциями, утвержденными командующим пока еще не существующей армии Андреем Власовым, приказами по школе. «За спровоцированную драку в столовой наложить на унтер-офицера Задорожного И. 20 суток ареста с содержанием на гауптвахте», – прочитал он и беспричинно развеселился: «С него и начнем».

По телефону Жиленков предупредил начальника караула о желании господина Валетти навестить арестованного. Гауптвахта находилась позади уборных, сделанных по-русски на холоду, без окошек. У входа на скамье сидел часовой с ножевым штыком на ремне, а перед кучей бурых торфяных брикетов ползал мордастый парень в старой телогрейке, складывал их в поленицу. Увидев начальника караула, часовой вскочил, крикнул «встать!» и замер по стойке «смирно». Одет он был в солдатскую немецкую форму, только на правом рукаве была нашивка «РОА», под нею трехцветный флаг в миниатюре. Парень тоже вытянулся, опустив по швам длинные руки. Юстин кивком подозвал его к себе:

– Задорожный?

– Так точно, – нагловатым хриплым голосом ответил парень. Юстин прошел в камеру с деревянными нарами, сел на прибитую к стене скамью. Начальник предупредительно оставил их одних, Юстин протянул пачку «Даннвинна»:

– Куришь?

– Курю, но здесь не положено.

– Разрешаю.

– Не положено, – упрямо повторил Задорожный.

– Как хочешь, – Юстин чиркнул зажигалкой, с наслаждением затянулся. – Садись!

Задорожный опустился на край нар. Лицо его было типично славянское, скуластое, грубо очерченное, брови низкие, хмурые, недобрые глаза, верхняя губа рассечена недавно. Через долгую паузу Юстин спросил:

– Так из-за чего разгорелся сыр-бор?

Задорожный бросил короткий взгляд, как бы решая, стоит ли идти на откровенность. Небрежно откинувшись, Юстин продолжал смотреть ему в глаза.

– В общем-то… Оно бы…

– Не телись!

Задорожный тряхнул квадратной головой:

– Надоела волынка. Скорей бы к концу – тому иль другому…

– О каком конце ты говоришь?! Чем недоволен?

– Мордуют как бобиков. Сколько ж можно?!

– Терпи казак… – из желтой толстокожей полевой сумки Юстин вынул школьную тетрадь, карандаш. – А пока, как на духу перед святым отцом, сотвори жизнеописание. Лично для меня.

– А кто вы такой, чтобы я как на духу?…

– Для тебя дух святой. Возможно, ангел-спаситель. Только без фантазий. Лгунишек не терплю. Начинай с пеленок и до сегодняшнего дня.

Вроде бы забыв на скамье пачку сигарет, Юстин вышел. Задорожный озадаченно взглянул ему вслед. Хотя удивляться он вроде бы разучился. Немцы и свои подставляли ему разные ловушки при проверках, но он нигде не спотыкался, да и не мог споткнуться, даже если бы хотел, потому что бесхитростно и покорно тянул свою долю.

…Когда Западная Украина отошла к Советскому Союзу, Иван Задорожный – двадцатилетний пограничник – вместе со своей заставой обосновался перед немецкими пограничными постами. Однажды он пошел в увольнительную в село неподалеку и познакомился там с девушкой, полькой по национальности. Она учила ребятишек в школе. Иван сильно ее полюбил и считал дни, часы до новой увольнительной и мчался на встречу быстрей спринтера. Однажды полька напоила его каким-то зельем. Что делал дальше, как попал в незнакомый дом на оккупированной Германией польской территории, – он не знал. Очнулся от адской головной боли. Рядом с диваном сидел молоденький немецкий офицер.