Юлий Анненков - Штурманок прокладывает курс

Я тут же засел за составление разведсводки, а Пантелеймон тем временем, водрузив свои валенки у печной трубы, будто каждый день сушил их здесь, занялся борщом и кашей.

Терпения не хватало дождаться, пока он кончит.

— Будешь рассказывать ты? — спросил кто-то из хлопцев.

Он вытер миску хлебом.

— Буду. Підійшов Гітлер до свого портрету та й каже: «Адольф, що станеця з нами, як більшовики переможуть?» З рами виставилась намальована морда та й каже: «Мене знімуть, а тебе повісять!»

Голованов хлопнул его что было силы по спине:

— Вот чертов Подорожник! Серьезно рассказывай!

— А разве я шучу? В Полесье, в Белоруссии — полная чудасия. Немцы снимают дивизии с фронта против нашего брата.

Пантелеймон проспал целый день, а к вечеру отправился в обратный путь. В назначенное время прилетел самолет. Радиста сбросили не очень точно, но мы быстро разыскали и его и груз, а в начале марта вошли в наши леса и села эскадроны партизанской конницы. Такого еще не бывало на Подолии за всю войну.

В эти дни мне пришлось еще раз встретиться с двумя хорошо знакомыми немецкими офицерами — Бальдуром Шоммером и Максом Вегнером. Связной подпольного горкома передал Запашному письмо от Черненко. Совещалось, что городской банк собирается эвакуировать ценности из отделения банка в местечке Королёвка. Поздней осенью это отделение открыли для расчетов с сахарными заводами и для выплаты жалованья сельским полицаям. Но когда под самым Южнобугском появилось конное соединение партизан, штадткомиссариат не решился оставить деньги в местечке, где не было никакой, охраны, кроме взвода перепуганных полицаев и двух унтеров. Запашному понравилась идея «помочь» немцам эвакуировать ценности из Королёвки.

— Людей здесь много не надо, — сказал он, — но без Алешки не обойтись. Правда, он мне не подчинен... Как, сынок?

Решение приняли сразу. Городские подпольщики достали бланк штадткомиссариата. На бланке напечатали предписание директору банка сдать все ценности предъявителю сего, гауптману Фогелю, под расписку для доставки в Южнобугск. Печать на документе мне не понравилась, зато удостоверение Фогеля — подлинное. Этот Фогель шел сорок седьмым номером в счете мести Голованова.

Ночью партизаны Запашного захватили в земхозе старенький «фольксваген». За руль сел Алешка Чижик. Не впервой он играл роль немца-шофера. Форма покойного Фогеля сидела на мне не очень ладно, но на подгонку не хватило времени. Голованов изображал фельдфебеля, а трое партизан — охрану.

В десять часов утра «фольксваген» лихо подкатил к особнячку с решетками на окнах. Полицай у входа отдал честь. Двое «солдат» остались у парадной двери. Я предупредил их:

— Если придет какой-нибудь посетитель — впускайте.

В конторе пахло кофе и сургучом. Директор банка, аккуратненький господинчик с розовыми щеками, прихлебывал кофе из чашечки. Двое писарей торопливо опечатывали папки. Директор был немало удивлен. Накануне он получил приказ подготовить ценности и бумаги к часу дня. Ввиду важности поручения их должен был принять лично помощник начальника городского СД Шоммер.

— Но сейчас только пять минут одиннадцатого, гepp хауптман, — суетился директор, расплескивая кофе.

— Положение изменилось. С минуты на минуту сюда может нагрянуть целый полк партизан.

— Но как же быть? Приказано сдать деньги герру Шоммеру.

Я наклонился к директору и доверительно шепнул на ухо:

— Шоммер выехал на рассвете и был убит по дороге.

— Боже мой, какой ужас! — Он допил кофе и засеменил к телефону. — Сейчас позвоню в городской банк.

— Бесполезно, связь нарушена. Мы не могли дозвониться.

Писаря поливали папки сургучом, хлопая печатью куда попало.

— К черту папки! Упаковывайте деньги!

У меня были все основания торопить их. Бальдур мог явиться и раньше часа дня, если обнаружится обрыв связи.

Когда пачки марок и карбованцев уложили в кожаные мешки с металлическими затворами, директор проставил сумму в расписке. Тут в контору вошел посетитель. Он был один, и мои ребята пропустили его. Голованов уже взялся за кобуру, но я мигнул ему и вскинул руку в фашистском приветствии:

— Хайль Гитлер! Чрезвычайно рад нашей встрече, герр Вегнер!

Он, несомненно, знал, что Пацько из ландвиртшафтс-комиссариата оказался не тем, кем его считали.

— Да, мы, кажется, знакомы, герр... — Вегнер запнулся. — Я, видите ли, хотел внести деньги на счет сахарного завода за поставки интендантскому управлению.

— Никаких платежей сейчас! — закричал директор. — Видите: деньги сданы. В любой момент тут могут появиться партизаны.

Вегнер, конечно, понимал, что он влип в опасную историю, и все-таки чувство юмора взяло верх. Он сказал директору:

— По-моему, они уже очень близко. Вряд ли вы успеете...

— Что за неуместные шутки! — возмутился директор, лихорадочно тыча в карман мою расписку.

Я согласился с директором:

— Шутки действительно неуместные, герр корветен-капитан, но вы мне нравитесь!

— Благодарю вас! — Он протянул руку. — Прощайте. Моя тыловая служба кончается.

Этот немец действительно был мне симпатичен, Знакомство со мной может дорого ему обойтись. Я сказал директору:

— Лихой офицер! Мы с ним здорово заправились коньяком, пока мне заправляли машину в имении его сестры.

Вегнер ушел, а еще через несколько минут мешки с деньгами и опечатанные папки были погружены в «фольксваген». В двенадцать часов без пяти минут мы выехали на Киевское шоссе. Солнце светило по-весеннему, комья мокрого снега взлетали из-под колес.

— Надо было все-таки подшить к делу этого фрицевского моряка и директора тоже, — с сожалением заметил Голованов.

— Директору дадут и без нас, Вася. А тот офицер, кажется, начинает кое-что понимать.

Борт о борт с нами, по направлению к Королёвке, промелькнула встречная машина. Я успел заметить сидящего рядом с шофером Бальдура.

— Он нас не видел, — сказал Чижик, сворачивая на крепкую лесную дорогу.

— Все равно бы не догнали, — сказал я, — да и в лес они сейчас не сунутся.

— А жаль! — Голованов закрыл глаза и откинулся на заднее сиденье.

— Не огорчайся, Вася! Мы еще встретимся с господином Шоммером.

Прогрохотал и ушел на юг партизанский рейд, оставляя за собой сожженные комендатуры, взорванные мосты и простреленные серые каски в непролазной грязи сельских дорог. Немцы вздохнули с облегчением, но скоро поняли, что они уже не хозяева в селах, потому что бикфордов шнур рейда бегучим огнем поджег весь горючий материал даже в тех местах, где и не слыхивали о партизанах. Теперь повсюду действовали местные группы патриотов, поднятые цоканьем копыт и звоном трензелей партизанской конницы.