Альберт Зарипов - Минки М.О.Н-ки

— Да он не придет сюда — он-же осетин. Он вас боится.

Пока майор мысленно переваривает услышанное, за соседними столиками начинается заметное оживление: там переговариваются по своему, а кто-то даже встает из-за стола. Лейтенант понял, что дело пахнет керосином, берет свой автомат и идет к выходу. Мол, я до туалета и обратно. Но за ним уже потянулось человек десять местных военных. Выходит он на крыльцо и бежит со всех сил к своему «Уралу». А за ним уже толпа ингушей несется. До машины остается метров сто и лейтенант орет: "Заводи! ".

Солдат-осетин сразу же сбрасывает с себя одеяло и начинает заводить грузовик. Лейтенант на ходу успевает зарядить автомат и вскочить на подножку «Урала». А машина-то еще разворачивается и не успела набрать ход. Тут ингуши уже подбегают и стараются грузовик окружить. И тут лейтенант начинает стрелять из автомата прямо над головами местных военных. Короче говоря, еле-еле они смогли уехать из Назрани. Так водитель только за городом открыл ему дверь и лейтенант смог сесть в кабину. Приехали они в часть. Пока лейтенант ходил докладывать начальству, осетин бросил свою машину и сразу же пошел домой. Даже в казарму за своими вещами не зашел. Ну наши думали, что он хоть в свой зенитный полк вернется, но он так и не появился ни у них, ни у нас. Потом его, говорят, через местный военкомат уволили…

— Ну а полковник как вернулся? — спросил Олег, выскребывая дно своей банки.

— А его ингуши довезли до Черменского Круга и там он уже на наших попутках добрался до Владика.

— Пойдем-ка к местному милицейскому полковнику. — Проговорил, вставая со своего спальника, Олег. — Он нам чай обещал заместо обеда, ну и заодно еще обстановку доведет.

Но местного начальника пока не было и мы подождали у кухни, пока наш боец зальет в термос горячий чай на солдат группы. Потом мы отправились в небольшой закуток, служивший офицерской столовой, где нас поджидал уже обед.

— Да, жидковато живут. — сказал Кириченко, оглядев стол с нехитрой военной снедью.

— Это ты зря. Смотри, тут даже красная рыба есть. — пошутил я, показывая банку килек в томатном соусе. — Я уже от нее отвык.

— А меня уже тошнит от одного вида. — сказал Олег и отодвинул консервную банку в сторону. — Ты не хочешь?

— А что такое? — поинтересовался лейтенант, которого звали Руслан. — Вроде нормальная рыбка.

— Вот поешь ее с месяц хотя бы. Потом я на тебя посмотрю. — Покривился от души Олег. — Переставь-ка ее на другой стол.

Туда же была отправлена и каша-сечка и на нашем столе осталось лишь две тарелки с сахаром и сливочным маслом. Когда одна тарелка опустела, а чай приобрел сладковатый привкус, мы попытались было намазать масло на хлеб. Но ОНо было более жидкообразным, чем должно было быть и нам пришлось макать кусочки хлеба в расползающуюся желтую массу и запивать все это горячим чаем.

— У нас в тринадцатой роте десантного училища был курсант Кудрат, исключительно из любви к искусству, встречавшийся с девушкойкоторая в нашей столовой работала маслорезкой, то есть нарезала порциями и затем выдавала сливочное масло, — сказал я, подчищая тарелку последним кусочком хлеба. — Ну у них были свои Шуры-муры в ее комнате-маслорезке, вот только наши парни его достали подначками да приколами. Как-то

мы сидим в четыре часа утра в столовой и завтракаем перед отъездом на парашютные прыжки…

— А чего это так рано? удивился Олег.

— А у нашего училищного начальства свои шуточки были. Подъем в три тридцать ночи. Быстро получили оружие и позавтракали. Один час уходит на то, чтобы доехать до аэродрома Дягилево. В шесть утра мы на взлетке уже парашюты одеваем. А потом три часа на морозе с одетыми парашютами стоим. Ждем прибытия наших ВДСников и экипажей самолетов. А прыжки начинаются в девять-десять утра…

— А после прыжков сразу же укладка парашютов. — закивал головой лейтенант, который тоже заканчивал наше родное РКПУ. — А мороз обычно бывает под двадцать градусов.

— Ну вот сидим мы зимой в четыре утра и курсант Миша Иганов пытается намазать на хлеб порцайку масла. А оно-то замерзшее и ни хрена не размазывается и только хлеб продавливает, а ломоть крошится-ломается. Ну Миша старался-старался, а потом так громко говорит на весь зал: «Блин. Что-то Кудрат сегодня плохо кончил. Масло совсем не размазывается». Кто не успел еще намазать масло на хлеб, те просто ржут. А кто уже ест армейские бутерброды с маслом, то начинают материть Мишу. В общем итоге все курсанты бросают свое масло и пьют сладкий чай с хлебом.

— Ну спасибо, хоть нам ты после обеда рассказал. — Говорит Олег Кириченко, допивая свою кружку.

— А во время обычного завтрака к нам в столовую любил приходить наш комбат, чтобы проверить прием пищи курсантами своего батальона. Пройдет меж наших рядов, пожелает всем приятного аппетита и потом уходит. Как-то он только-только ушел из столовой и тут встает курсант Паршов и выходит на середину прохода. Поднимает над головой свой кружок масла на ноже и голосом комбата с таким пафосом орет нашим ребятам:

— "Курсант, помни! Съедая свою порцайку масла, ты уничтожаешь тысячи и тысячи маленьких кудратиков. "

— А потом? — давясь от смеха, спрашивает лейтенант.

— А что потом. Он быстро садится за свой столик и продолжает пить чай и есть хлеб с маслом. Но одна, деликатная половина роты уже матюкнулась и отказалась от своей пайки. А другая половина просто посмеялась, но затем пьет чай с дополнительным, вторым бутербродом.

— Весело вы там завтракали. — смеется Олег.

— В следующий раз он что-нибудь другое отморозит, но в таком же духе. А потом наш старшина за эти шутки стал его в наряд по роте назначать и требовал от дежурного ставить его дневальным по столовой, который накрывает на столы.

— Ну и как, кончились шуточки?

— Еще хлеще пошли. Он такое начинал рассказывать, что уже соседняя рота перестала масло есть.

— А этот Кудрат, что он делал? — Вставая за нами из-за стола, спрашивает Руслан.

— А он — чемпион училища по боксу и рукопашному бою. Душа у него добрая и он на эти шутки внимания не обращал. Хотя завалить мог любого. Он даже посмеивался над вполне невинными шалостями. Остальные же приколы совершались в его отсутствие, когда он этого не слышал. Человек-то он добрый, но на всякий случай шутить надо…. — я остановился перевести дух.

— … так, чтобы затем не портилось здоровье, — завершил мысль старший лейтенант Кириченко.

— Воистину, командир всегда прав…

* *

Через час мы находились уже на милицейском блок-посту, который находился в нескольких километрах от нашей временной базы. Здесь дежурили эмведешники из той же части, где мы сегодня забазировались.

Старший начальник блокпоста уже был предупрежден о нашем появлении и сразу же стал показывать нам огневые точки снайперов, которые по ночам обстреливали его подчиненных.