Виталий Мелентьев - Штрафной удар

Прислушиваясь к этому новому звуку, майор не заметил, как из подроста вынырнули три согбенные стремительные фигуры и бросились наперерез. Лебедев увидел их почти перед самой машиной и инстинктивно нажал на тормоза.

– Стой!

«Контрольно-пропускной пункт? – подумал Лебедев, но мгновенно решил, что здесь, на глухом проселке, его быть не должно. – Может быть, просятся подвезти?»

Однако окликнувшие расположились что-то уж слишком сноровисто. Двое по сторонам проселка, третий – в центре. Отсветы фар прошлись по изготовленным автоматам. Какие это автоматы – майор не разглядел. Но только не наиболее распространенные – советские ГНИ, с круглым магазином и деревянным прикладом.

Теперь майор уже не гадал и, пожалуй, не думал. Все свершалось как бы само по себе. Он резко вывернул руль и так же резко нажал на газ. Машина вздрогнула и взвыла, по скорость набирать не спешила: колеса пробуксовывали в песке. Лебедев нагнулся и рывком схватился за рычаг мультипликатора, включая передние ведущие колеса.

Над самой головой пронеслась автоматная очередь. Лебедев боковым зрением увидел вспышки выстрелов слева. Он пригнулся еще ниже и уже в отчаянии нажал на газ. Машина рывками, с дрожью метнулась вперед. Что-то глухо ударилось о крыло. Повиливая рулем, бросая машину из стороны в сторону, майор помчался по проселку, мечтая только об одном – на одном из поворотов не врезаться в деревья.

Сзади требовательно и звонко забарабанили пули, а уж потом донесся звук выстрелов. Впрочем, это могло только показаться. Мозг работал лихорадочно и потому, вероятно, мог разделять эти два обычно сливающихся звука – выстрелов и стук попаданий. Только после этого Лебедев ощутил, что фуражка у него упала и по щеке неторопко стекает липкая теплая струйка, а в висках стучит нечто гулкое и четкое, может быть, отзвуки попаданий в кузов «виллиса».

На повороте машину занесло, и Лебедев повалился было на бок, но, словно сведенные в судороге, руки удержали его, и он еще успел вывернуть руль. В висках стучало все четче, а левый глаз стала заливать кровь, и потому поворот не удался. Машина перемахнула дорогу и чуть не врезалась в подлесок. Майор крутанул руль, и юркий «виллис» перескочил на противоположную обочину. Лебедев опять вывернул руль и, вероятно, сумел бы в конце концов повести машину по зыбкой, песчаной дороге, но под передний дифер подвалился полусгнивший пень, машина дернулась, приподняла передок, и мотор захлебнулся. Майор ткнулся в руль, а тяжелой, разламывающейся от стука в висках голове препятствий не нашлось. Голова мотнулась, в шее что-то хрустнуло, и Лебедев потерял сознание.

Командир отдельной разведывательной роты капитан Маракуша – невысокий, плотный, с привычно строгим, неулыбчивым и, пожалуй, красивым лицом – в сумерках оно казалось темным – сидел на лавочке возле избы, курил и не столько беседовал, сколько проверял свои мысли на Андрее Матюхине.

Младший лейтенант Матюхин достаточно хорошо знал своего командира, чтобы понять, что стоит за этими расспросами, и потому отвечал не торопясь, обдумывая каждое слово и прикидывая, во что оно может обойтись в ближайшем будущем. Матюхин чувствовал, что капитан Маракуша уже почти принял какое-то решение и сейчас лишь уточняет детали. Знал он и другое – капитан не любил удачливого и своенравного лейтенанта Зюзина, командира того самого взвода, которым теперь командовал Матюхин. Лейтенант погиб в последней разведке, но, поскольку он и Андрей были не только друзьями, но и однокашниками – оба учились в одном училище, – неприязнь к погибшему капитан, вероятно даже не замечая этого, перенес на Матюхина.

– Таким образом, тактика форсирования переднего края противника остается прежней? – с легкой иронией спросил Маракуша.

– Обстановка примерно та же, значит, и тактика может быть та же.

– М-да… Не слишком долго вы над этим думали, младший лейтенант. Не слишком…

– Изменится обстановка – изменятся и наметки.

– Ну хорошо… Хотя хорошего пока ничего не вижу. Шаблон есть шаблон…

– Почему же шаблон?

– А потому, что сегодня – не вчерашний день. Разбогатели. Могут обеспечить посолидней. А вы не учитываете.

– Товарищ капитан, я предлагаю решение, исходя из вводной. Самолетов для заброски группы в тыл врага нам не выделяется. Танков или бронетранспортеров тоже, да, честно говоря, они и не нужны. Значит, случай классический: преодолеть оборону противника в лоб. По уставу. Иного выхода не вижу.

– Предположим. Но где и как?

– Опять-таки, если судить по вашей вводной, на участке второго батальона Ковалевского полка. Там траншеи, проволочные заграждения, но пока еще нет мин: склоны высотки довольно круты, и противник не спешит их минировать. Так вот, в этой обстановке нужны сильные, очень сильные обеспечивающие группы. Они примут огонь на себя только после того, как группа уже минует проволочные заграждения.

– А как об этом узнают группы обеспечения?

– Сигналом. Например, веревкой. – Маракуша промолчал, и Матюхин после паузы продолжил: – После сигнала обеспечивающие группы открывают огонь, а группа прорыва перескакивает траншею противника и уходит в тыл.

– Как все просто! А если заметят?

– Как всегда, есть два выхода. Первый – заметивших надо уничтожить. Если огонь обеспечивающих групп будет достаточно силен и, главное, своевременен, то прорывающиеся могут пустить в ход даже автоматы, но ни в коем случае не гранаты. Но лучше всего кончить дело холодным оружием и уходить как можно дальше в тыл врага. Если этого не получится, то напрашивается второй выход: возвращаться назад и искать более подходящее место для перехода.

– Второй выход, как мне кажется, основной? – подозрительно прищуриваясь, спросил Маракуша.

– Да.

– Это ж почему?

– А какой смысл лезть на высоту, под проволоку, на траншеи, если есть полупустые участки?

– А они минированные!

– Значит, в группе должны быть минеры, а еще лучше – обучить всех участников разминированию. А если уже такие есть – включить их в группу. Но тогда уж сменится и тактика – будем не прорываться через оборону, а проскальзывать. Ящерицами.

Капитан Маракуша отшвырнул папиросу. Только для одного капитана да еще для командира дивизии в военторговском ларьке всегда находились папиросы. В нем торговал бывший подчиненный капитана, списанный по ранению разведчик. Несмотря на строжайшие предупреждения и разносы, он упрямо снабжал своего бывшего командира, самыми дефицитными товарами. Об этом знали очень многие и, возмущаясь столь откровенным блатом, все-таки уважали и Маракушу, и продавца: в их верности и пусть мелком, но бесстрашии перед общим мнением было что-то доброе, настоящее.