Виталий Мелентьев - Штрафной удар

Папироса летела долго, ударилась о начинающий деревенеть бурьян и рассыпалась оранжево-багровыми искорками.

Почти сейчас же в тылу, слева и впереди от офицеров, ударила короткая автоматная очередь, потом вторая и третья. Капитан Маракуша не шевельнулся, только глаза у него сузились и уши, кажется, напряглись. И хотя Матюхин отлично знал, что человеческие уши напрягаться не могут, ему показалось, что это именно так, и он с тревогой повернул голову на выстрелы.

Где-то в глубине леса взревел автомобильный мотор, потом еще и еще, горохом рассыпались короткие очереди.

Капитан, не повышая голоса, приказал:

– Матюхин! Роту в ружье!

Еще не понимая, зачем это нужно, но приученный мгновенно и точно выполнять команды, Матюхин заорал:

– Рота! В ружье!

Через секунду, когда прошла первая оторопь, дневальные дурными голосами повторили команду, и с чердаков, сеновалов, из огородов и домов высыпали разведчики, еще натягивая гимнастерки, еще подбивая на бегу не севшие как следует сапоги. Опоясывались они уже в строю, перекладывая автоматы из руки в руку.

Не ожидая, пока командиры взводов подадут команду «смирно» и доложат о готовности, Маракуша подозвал офицеров и, принимая из рук ординарца свои автомат и каску, махнул рукой в сторону то исчезающего, то вновь возникающего шума автомобильного мотора, приказал:

– В этом направлении прочесать лес. Дистанция между солдатами – три – пять метров. Всех неизвестных задержать. Разворачивайтесь по порядку взводов. – Подумал и добавил: – Взять фонари.

И, не ожидая даже повторения приказа, побежал вперед, к лесу, на ходу застегивая ремешок каски под выдвинутым вперед тяжелым подбородком.

Ставя задачу своему взводу, Матюхин успел сказать о выстрелах, и по цепи прошло и это известие. Взводы бегом догоняли командира роты. Увлекаемый этим общим единым движением, заражаясь им, Андрей все-таки успел с веселым недоумением отметить: «Как же он быстро сориентировался! Вот черт!»

Ночной лес обступил со всех сторон, взводы замедлили шаг, говор смолк, и наступила та молчаливая сосредоточенность, которая даже воображаемую опасность превращает почти в реальность.

Взвод перевалил лесную гривку и стал спускаться в лощину, когда справа, от третьего взвода, донесся шумок, там вспыхнули и погасли фонари, и солдатский телеграф передал:

– Нашли раненого майора Лебедева. Шофера нет.

Андрей Матюхин замедлил шаг, и разведчики, равняясь на него, тоже приостановились. Со стороны третьего взвода донесся шум мотора и вспыхнули острые лучики заделанных в коробки фар. Потом прибежал связной и передал приказание капитана продолжать прочесывание. И они еще долго шли в затаенном бору, прислушиваясь и приглядываясь, но так ничего подозрительного и не обнаружили. И только к рассвету, уже на хуторе, узнали о нападении на майора и увидели, как поднятые в ружье резервные батальоны стрелковых полков пошли на прочесывание леса.

За завтраком капитан Маракуша недовольно осмотрел Андрея Матюхина и буркнул:

– Пока мы соберемся в их тыл, они у нас нашебуршат.

– Майор здорово ранен? – спросил Матюхин.

Маракуша неторопливо и, как показалось Андрею, подозрительно не то что взглянул, а осмотрел его и, спрятав взгляд, ответил:

– Нет. Не очень. Только с головой у него что-то… Кстати, его «виллис» стоит за моей избой.

После завтрака Матюхин пошел за избу и долго ходил вокруг «виллиса» майора Лебедева. Кровь на сиденье и руле потемнела, стала почти черной и уже не волновала. Удивляло другое – бока машины, сиденье и даже капот были испятнаны пробоинами и пулевыми росчерками. Казалось, что уцелеть в такой машине просто невозможно. Однако майор уцелел…

«Что ж… Может быть, это и закономерно… – подумал Андрей. – В училище говорили: для того чтобы в современной войне убить одного солдата, нужно истратить около тонны взрывчатки и металла… А может быть, и гораздо больше».

Утром, как и всегда, в избе командующего армией собралось штабное начальство. Все так же кто-то сидел на кухне, ожидая своего часа, а кто-то уже стоял в комнате командующего на домотканых, но уже совсем иной расцветки, чем в предыдущей избе-стоянке, тряпочных половичках, и солнце – сытое, августовское, с утра опаляющее жаром – высвечивало с другой стороны.

И все так же неслышной мягкой походкой вышагивал член Военного совета – генерал Иван Харитонович Добровольский; сидел с края стола начальник армейского смерша, положив тяжелую белую руку на папку с документами; и начальник штаба, все так же прислушиваясь к словам, быстро, сноровисто просматривал бумаги, шуршал картами: бумаги он любил и уважал.

На половичке, ощущая, как солнце припекает даже сквозь тронутые пылью сапоги, стоял начальник разведывательного отделения штаба армии полковник Петров и присматривался к присутствующим.

То, что командующий не пригласил его присесть за общий стол, подсказывало, что «именинником» сегодня станет именно он. Это волновало и обижало. В конечном счете в происшествии с майором Лебедевым виновата не разведка, а контрразведка. Ей следует отвечать за то, что в нашем тылу оказались вражеские диверсанты. Но начальник смерша преспокойно сидит за столом – квадратный, плотный и невозмутимый.

Член Военного совета коротко, исподлобья взглянул на командующего, остановился сбоку Петрова и предложил:

– Садитесь, полковник. В ногах правды нет.

«Ах вот в чем дело… – облегченно подумал Петров и вздохнул поглубже: сам того не замечая, он сдерживал дыхание, словно опасаясь потревожить начальство. – В этом все и дело – подобные происшествия прежде всего касаются члена Военного совета. Он ведь отвечает за поддержание бдительности».

Это успокоило Петрова. Он уважал члена Военного совета – немногословного, быстрого на подъем и в общем-то справедливого генерала, – потому разрешил себе пошутить:

– Правильно отметили, товарищ генерал, вся правда у начальства.

– У подчиненных ее не меньше, – несколько более резко, чем требовалось для установления доверительной, деловой обстановки, ответил командующий. – Только они эту правду, к сожалению, иной раз придерживают.

В комнате стало очень тихо, и командующий уже поспокойнее спросил:

– Как там майор?

– Думали, будет хуже, – поднялся Петров.

– Сидите, – командующий махнул пухлой большой рукой.

Но полковник не сел: он привык отвечать стоя.

– Ранения не тяжелые, но, как говорится, растянул вязы. У врачей на этот счет есть иное умное название.

– Этого еще недоставало! Как же он умудрился?

– Не помнит. Но шофер считает, что, когда машина налетела на пень, майора по инерции сильно дернуло. А поскольку он уже был ранен в голову, то инстинкт противодействия не сработал и он не успел напрячься. Сейчас лежит и шутит – хорошо, говорит, что голова не оторвалась. Жилы крепкие.