Григорий Коновалов - Истоки. Книга первая

Перед палаткой темнела фигура Саввы. Кто-то, присев на корточки, раздувал тлеющие угли; за кустами с треском ломали сухие сучья. Как видно, эти товарищи пришли надолго, если взялись за костер.

– Раненько ложишься спать! – тоном человека, привыкшего делать людям замечания, сказал Савва и крепко пожал руку Юли.

– Да я просто задумалась, Савва Степанович.

– Эх ты, синеокая, при такой нежнейшей луне я в твои годы предпочитал задумываться вдвоем с кем-нибудь!

– В одиночестве сама себе кажешься умнее.

– И несчастнее, – добавил Савва.

Юля всматривалась в человека, который возился у потухшего костра.

Она не знала, кто это настойчиво пытается раздуть умерший огонек. Но ее удивляло упорство этого человека.

У него были сильные легкие: дул, как из мехов. Все ее внимание приковал к себе маленький золотистый разгорающийся уголек. В кармане Юля нащупала спички, хотела помочь человеку развести огонь, но что-то удержало ее.

– Оставайся, Юленька, у меня на заводе, – говорил Савва, наблюдая, как и Юля, за первобытной работой человека у пепелища. – Гарантирую работу, жилье… ну, а счастье само придет к такой девушке!

Трава вспыхнула, смело встали на дыбы языки огня. Человек, возродивший его, выпрямился во весь свой высокий рост. Пламя озарило снизу его литое лицо.

Юля торопливо схватила с песка горсть сухих палочек, подошла к костру.

– Можно положить, Юрий Денисович?

В лице его непривычное выражение растерянности: не то радость, не то замешательство.

– …Осень, – тихо сказал Юрий.

Не спуская с него взгляда, она стала подкладывать прутики в костер. И в то самое мгновение, когда ее пальцы облило жарким пламенем, рука Юрия оборонила их от огня. Так они пожали друг другу руки, чуть приподняв их в горячем пахучем дыму.

Смятение, радость и тревога стеснили ее сердце. После того как она однажды нагрубила ему по телефону, у нее хватило характера не попадаться на глаза Юрию. Но она жила ожиданием встречи с ним, хорошо не зная, чего больше принесет встреча: радости или горя. Рассказать о себе Юрию она боялась. Но он должен знать ее прошлое. Что-то коробило ее, как бересту на огне.

– Эй, хозяйка! Где у тебя вода? Пить хочется! – кричал из палатки Савва.

Юля нащупала в темноте баклагу, кружку и подала Савве. А когда он вылез из палатки, Юля обняла вязовый стояк, прижимаясь щекой к сухой коре.

«Всегда я становлюсь ненормальной и дурой, как только увижу его…» – в горячем смятении думала она.

– Чего спряталась, выходи к гостям! – позвал Савва. – Сватать буду, девонька.

К костру вышла строгой, чужой, недовольной тем, что начальство потревожило ее ночью.

– Ну, что ж, товарищи, вы, очевидно, приехали поинтересоваться работами? К сожалению, сейчас ночь, и я не могу вам показать карьер. Скажу лишь, что большие запасы строительного камня…

Позади затрещали кусты. Юля, отвернувшись от огня, столкнулась с человеком, который, неуверенно ступая по песку, нес охапку валежника, заслонив прутьями лицо. Он прошел мимо, задев хворостиной ее щеку. Бросая дрова у костра, сшиб шляпу со своей головы и предстал перед изумленным взором Юли таким же милым и мягким, каким увидела его впервые в гостинице «Волга».

– Это вы, Юля? – От неожиданности голос Иванова осекся.

– Это вы, Толя?

Они оба оглянулись на Юрия Крупнова, отделенного от них трепетным пламенем. Щурясь, он всматривался куда-то в темноту, и казалось, что ему нет никакого дела до этих людей.

Юля подняла шляпу Иванова, отряхнула и надела на его голову.

– Где вы пропадали, Толя? Я думала, больше не встречу вас. Оказывается, разведчики рано или поздно встречаются. Вы что искали? Нефть? Тогда мы не успели поговорить…

– Погодите! – сказал Савва. – Я ничего не понимаю, братцы. Вы родня? Юрий, ты понимаешь что-нибудь?

Юрий ломал хворост, совал в костер, дразня его зубастую красную пасть.

– О чем это вы? – не сразу отозвался он, позевывая.

– Савва Степанович удивляется тому, что мы с Толей знакомы. Разведчики знают друг друга. – Голос Юли задрожал, и она умолкла.

– Извините меня, Юлия Тихоновна, тогда в гостинице я невольно поднапутал. Никакого отношения к геологии я не имею, – виновато улыбаясь, сказал Иванов. Он повернулся к Юрию и стал рассказывать о случае в гостинице, но Юля перебила его:

– Да что вы вздумали оправдываться-то?!

Савва толкнул локтем Иванова, и они ушли в кусты за дровами.

– Вот я и пришел повидать тебя, милая Осень. – Юрий ваял ее за руки.

Юля испугалась своей внезапной покорности, выдернула руки из его горячих ладоней.

– Я думал, иначе встретимся.

Да, что ни говори, он по-прежнему красив, «чистенький, свеженький». И дорог ей. Больно и обидно, что она не прежняя, за плечами легла неудачная жизнь. Виноват в этом он! Из-за него она одинока. Вспомнились товарищи по учебе и работе, и показалось, что помехой в ее отношениях с ними было не ее равнодушие к этим людям, а та непонятная связь, которая установилась между нею и Юрием. Разве не из-за него она дошла до какой-то странной духовной слепоты, доверчиво протянула руку одному чуткому и ласковому человеку?.. Может быть, сейчас же покончить со всем, освободиться от мешавших жить странных отношений с Юрием? Злясь на себя за свою унизительную трусость перед ним, разжигая насмешливость над его «чистотой и ясностью». Юля глумливо смотрела в глаза Юрию, допрашивала его таким бесстыдным тоном, что самой же становилось страшно и гадко:

– Значит, холостому жить вольготнее? У тебя все в ладу: ум и сердце. Для ума – работа, для души… эта сталеварка Рита – лучший друг твой?

– Нет, – сквозь зубы ответил Юрий.

– Любовница?

Глядел на нее Юрий с удивлением, близким к отвращению. И тут Юля с болью почувствовала, что сама же она все испортила, испортила давно и непоправимо. И она уже не могла, да и не хотела сойти с этого противного тона и продолжала язвить:

– Я тебе по-прежнему нравлюсь?

– Ты сильно изменилась, Юлия Тихоновна, – раздумчиво сказал Юрий.

– Да, да, изменилась! Можешь не церемониться со мной. Чего уж там! Я о тебе знаю больше, чем ты думаешь. Если мне скажут, что ты сейчас подкапываешься под отца, я поверю. Ты можешь. Ты и под своего дядю Савву подсыпал угольков. Рассказывали люди знающие.

– Ты раздражена… Не унижай себя, Юля!

– Ты меня всю жизнь унижал. Забыл разве, как проводил меня у стены-то? Что ж, признаюсь: пришла я тогда к тебе остаться с тобой. Когда ты бросил мне вдогонку: «Святоша!», – я вдруг заметила, что в руках у меня желтый чемоданчик. Странно, я до той минуты не замечала его цвета. Хотела бросить в Волгу, да оставила на память о моих обидах… Ты прав, я изменилась. Ты даже не подозреваешь, насколько все изменилось…