Григорий Коновалов - Истоки. Книга вторая

Хейтель очень бы оскорбился, если бы ему сказали, что хотя вся его жизнь, как и жизнь других генералов, состояла в подготовке войны, в составлении планов походов, в обучении офицеров и генералов, в чтении военных книг, в обдумывании стратегии и тактики, все же из всех участников войны никто не имел таких неопределенных, неживых и путаных представлений о ней, как он и его соратники генералы.

Они командовали крупными армейскими группировками и в силу своего привилегированного положения, позволяющего им распоряжаться жизнями сотен тысяч солдат и офицеров, не знали ни тяжести походов, ни ран, ни страданий; незнакома им была и ожесточенная ярость солдат противника, которые добивались прямо обратного, то есть убивать тех, кто пришел их убить.

Для Хейтеля война представлялась хитроумными комбинациями обходов, клещей, котлов, прорывов, клиньев, и все эти комбинации были лишены живой человеческой боли, крови, угрозы каждую секунду остаться калекой, потерять семью и собственную голову. Хейтель был огражден от осколков, от пули, штыка своим особым положением большого начальника. Даже теперь, когда его машина мчалась от поселка к поселку, все ближе к грохотавшему фронту, она мчалась все же по следам отгремевших битв, он видел лишь конечный результат сражения: смерть неприятеля и победу немцев.

Приостановка наступления раздражала его. Он не понимал, почему опытные генералы не могут перехитрить казака Буденного. И очень удивился, когда командующий, принявший его в разбитой школе на окраине городка, сказал, что вот уже двадцать часов идут ожесточенные танковые бои, в которых с обеих сторон принимают участие тысячи машин. Отдаленный гул танкового сражения доносился и сюда, в эту школу с выбитыми окнами.

– Противник бросил на меня все свои бронетанковые резервы, – сказал командующий. Он снял пенсне со своего мясистого носа и посмотрел на фельдмаршала с тем особенным выражением беззащитности, которое присуще всем близоруким, носящим очки.

– Я убежден: на моем фронте все наличие большевистских танков, – снова повторил командующий. – На поле боя все перемешалось, невозможно пустить пикирующие штурмовики.

Хейтель насмешливо улыбнулся.

– Вы, конечно, не упустите прекрасного случая и уничтожите все русские танки в этом бою. Я сейчас же еду к месту боя, чтобы видеть, как это произойдет, – сказал он, спускаясь со второго этажа по лестнице, усыпанной битым стеклом.

Командующий предложил Хейтелю свой броневик-вездеход, но Хейтель с решительным видом человека, презирающего опасность и тех, кто в нее верит, прошел мимо броневика и сел в свой открытый, поблескивающий лаком автомобиль. Позади разместились красные, толстощекие, налитые пивом охранники, смотревшие на штабных злыми глазами.

Разгорался солнечный жаркий полдень, вокруг цвели травы, сочный зеленый лес временами обступал дорогу, забитую машинами, потом опять мелькали поляны в пестром разноцветье, болотца с изумрудной зеленью. Упругий ветер овевал лицо фельдмаршала, струйками проникая за воротник мундира, скользя меж лопаток.

Фельдмаршал сидел прямо и неподвижно, не поворачивая головы, лишь кося строгими глазами по сторонам, чуть вздрагивая на ухабах и выбоинах. Губы его были сжаты в прямую линию.

У разрушенного деревянного моста через речку сгрудились машины с солдатами, танки, бензовозы. Саперы наводили понтон. Машина фельдмаршала остановилась на бугре у кустов молодых ветел. С небольшими промежутками рвались снаряды, взметывая воду и грязь. Стоявший впереди бензовоз загорелся и стал пятиться, обдавая автомобиль фельдмаршала горячим маслянистым облаком. Невидимая пушка продолжала стрелять с того берега, из леса, снарядами малого калибра.

– Откуда тут русские? – спросил Хейтель.

И несмотря на суматоху, известие о его приезде, как и его фраза «Откуда тут русские?», быстро дошло до старшего на переправе начальника. Начальник этот, полковник инженерных войск, вытянулся перед Хейтелем. Мундир и лицо его были забрызганы грязью. Кроме замешательства и тупости, которые появляются на лицах подчиненных при неожиданной встрече с высоким начальством, на лице полковника отразилась еще и тревога за особенную, таинственную жизнь фельдмаршала, которого он видел впервые. Инженер-полковник не мог справиться с «пробкой» на переправе, а когда узнал о приезде высокого начальства, то и окончательно растерялся. Несколько раз он пытался предложить Хейтелю отъехать за поросший лесом холм, но не смел сделать этого.

Прищурившись, Хейтель спокойно смотрел, как, взметывая воду, снаряды рвутся то выше, то ниже наводимого саперами понтона. Всплески воды обдавали солдат, раскачивали понтон.

«Взяли в вилку, сейчас накроют», – подумал Хейтель, поддавшись чисто профессиональному интересу, забыв на минуту о том, что это их берут в вилку.

Действительно, два снаряда один за другим взорвались на понтоне, в самом центре работающих саперов. В воздух взлетело вместе с водой что-то черное, очевидно, клочья резинового понтона. Не стало ни саперов, ни понтона. По реке плыли бревна, а среди них колыхались тела солдат, за минуту до этого энергично работавших; теперь же они с безразличием мертвых плыли кто вниз лицом, кто на боку.

«Взяли в вилку и через пять минут накрыли», – подумал Хейтель и только теперь заметил стоявшего перед ним навытяжку, забрызганного грязью, полного инженер-полковника, немо шевелившего губами.

– Откуда тут русские? – недовольно сказал Хейтель, сдувая пушинки одуванчика со своей облитой перчаткой руки. – Гудериан громит неприятеля значительно восточное реки.

– Господин фельдмаршал, это русские добровольцы-смертники в лесу засели. Армия наступает стремительно, а таких смертников много остается в тылу, – быстро говорил инженер-полковник, указывая на лесок, откуда стреляла по мосту зенитная пушка.

– Они ждут смерти? Превосходно! Уничтожьте их, – сказал Хейтель.

Пока солдаты, стреляя из автоматов и кидая гранаты, подавляли пушку в лесу, а саперы наводили понтоны, по обоим берегам реки скопилось много машин. На западном – стояли танки, грузовики с боеприпасами и войсками, бензовозы, мотоциклы; на восточном – санитарные машины с ранеными, хозяйственные машины с зерном, с домашней живой птицей. Пониже моста несколько кавалеристов теснили большой табун коров, норовя перегнать их вброд.

Из гула множества моторов, из рева коров, гагаканья гусей, просовывавших головы сквозь решетки, из непрестанной ругани стремящихся проехать в первую очередь прорывались резкие сигналы санитарных машин.

Машина Хейтеля прошла первой на восточный берег. Вернее, ее вместе с фельдмаршалом и его охранниками перенесли на руках солдаты. Начальник переправы, инженер-полковник, хотел тотчас же пропустить санитаров, но в это время командир головного полка дивизии СС «Дойчланд» ворвался со своей машиной на мост и заорал на шофера санитарного автобуса: