Антон Чехов - А П Чехов в воспоминаниях современников

- Чехов! Чехов! Вон он стоит! Вон он пошел! Вон он остановился!

Такой полушепот то и дело слышался в густой толпе.

Искатели "Чехова" не давали покоя Антону Павловичу и на дому. Часто к нему как к доктору обращались за медицинским советом, или, правильнее, под предлогом получить медицинский совет.

Таким А.П. говорил, что не "практикует", и направлял к местным врачам.

Бывали у А.П. и курьезы с посетителями. /195/

Он рассказывал мне, как к нему пришла молодая дама.

- Конфузится, не может говорить от волнения, смотрит исподлобья! говорил А.П. - Я ее принимаю, прошу садиться, спрашиваю: "Чем могу служить?" Она села и, преодолев волнение, говорит: "Извините... простите меня! Я хотела... на вас посмотреть! Я никогда... не видала писателя!"

В другой раз А.П. встретил меня, видимо чем-то взволнованный.

- Послушайте! - говорит. - Что это у вас тут за барон В.?

И Чехов протянул мне визитную карточку барона, увенчанную короной.

Говорю, есть такой барон. Принадлежит к местному бомонду, очень богат, дачу роскошную имеет в Ялте. Личность, ровно ничем не замечательная.

- Можете себе представить?! Является ко мне, представляется и просит сегодня же у него обедать, что у него соберутся гости и тому подобное?! Какой-то наивный нахал!?

- Что же вы ему сказали?

- Спровадил его! Сказал ему, что не имею чести его знать и обедать к нему не пойду. Он только что ушел от меня!

На другой же день я мог сообщить Антону Павловичу, что барон В. имеет все основания быть на него в претензии. Он назвал гостей "на Чехова", и гости в назначенное время съехались к нему обедать. А обед оказался "без Чехова"...

Едва ли не Чехову обязана была своим успехом также лекция Радецкого "О физическом воспитании детей".

Вижу я как-то А.П. с незнакомым господином. Они сидели на скамеечке над морем. Чехов подозвал меня и познакомил со своим собеседником. Оказался г.Радецкий.

Разговор у них шел о том, как бы устроить в Ялте лекцию Радецкого. Но Радецкий был стеснен временем, а для того, чтобы прочесть лекцию, надо было хлопотать о разрешении, о помещении и т.д. Чехову пришло на мысль обойти эти затруднения таким образом: вместо лекции устроить "собеседование" на ту же тему у /196/ кого-нибудь в доме и пригласить избранный круг местных общественных деятелей. Чтобы посоветоваться об этом, и позвал меня Антон Павлович. Я предложил для замаскированной лекции свою квартиру.

Я жил на краю города, высоко на горе, около кладбища, и Чехов усомнился, чтобы "туда собрались". Но я поручился Радецкому за успех дела, и "лекция" была назначена у меня в доме в тот же вечер.

Оповестить нужных людей о предстоящей у меня лекции и обеспечить ей обещанный "успех" мне не стоило большого труда. Достаточно пройти по набережной взад и вперед один раз, чтобы распустить по Ялте какой угодно слух. Только кое-кому мне пришлось послать на дом записки. А чтобы приглашаемые наверно пришли и не устрашились крутого подъема "на дачу грека Солоникио", где я жил, мне стоило только упомянуть о том, что "будет Чехов". Я так и делал. Останавливал, приглашал вечером к себе "на Радецкого" и невинно, вскользь прибавлял магические слова.

- Приходите! - говорил я. - Будет интересно! Чехов будет!

Первыми пришли ко мне Чехов с Радецким. Увидев, что мы с женой превратили самую большую нашу комнату в аудиторию, для чего наставили рядами всю мягкую мебель и стулья, какие имели и смогли взять взаймы у соседей, а для лектора, как водится, приготовили стол с традиционным графином с водой и стаканом, А.П. поднял меня на смех.

- И никто не придет! - дразнил он меня.

- Придут! - утверждал я.

- Ну, кто полезет к вам на такую кручу? - спорил Чехов.

- Вот увидите! - храбро отвечал я.

Моя правда оказалась! К назначенному времени гости стали сходиться, и скоро собралось человек сорок, почти все, кого я звал. Аудитория была заполнена. Собрались врачи, учителя гимназии, учителя и учительницы школ, некоторые гласные Думы и проч. Радецкому пришлось пойти к "кафедре" и формально прочитать лекцию.

Когда поздно вечером стали расходиться, известный в Ялте доктор Штангеев, лукаво подмигнув, сказал мне, прощаясь: /197/

- Сходочку устроили?

- Ну, ну! Зачем страшные слова! - защищался я.

Последними уходили Чехов с Радецким{197}.

- Как это вам удалось залучить к себе столько народу? - спросил меня Антон Павлович.

- Ну, это уж мой секрет! - уклонился я от прямого ответа. - Слово такое знаю!

V

С балкона нашей дачи открывался великолепный вид на Ялту. Вся она лежала под нами, живописно сбегая амфитеатром по склону Дарсаны и Магаби к берегу моря. Ялтинский мол и пристань и далее широкий горизонт Черного моря довершали прелесть открывающейся панорамы. А.П.Чехову очень нравилось у нас на балконе.

- Это награда за трудность подъема на вашу дачу! - говорил он.

Я не помню, когда А.П. в первый раз пришел к нам. Оттого, вероятно, не помню, что А.П. бывал тогда у нас в доме очень часто, и память слила отдельные черты этих посещений в одно общее впечатление. Моя жена любила скульптуру и урывками занималась лепкой. Ей захотелось вылепить бюст Антона Павловича, и она просила разрешения снять с него для этой цели фотографию. Чехов охотно дал свое согласие, и в одно прекрасное утро операция эта была произведена над ним у нас на балконе. Снимал Антона Павловича наш случайный квартирант, искусный фотограф-любитель, ветеринарный врач из Харькова г.Венедиктов. Чехов отдался во власть фотографа и безропотно слушался распоряжений жены и г.Венедиктова. Последний снял Чехова несколько раз: для целей лепки нужен был "фас" и "профиль" лица. С этих негативов г.Венедиктов сделал жене два чудесных кабинетных портрета А.П. Он был спят "по-домашнему", в пиджаке, в мягкой летней рубашке со шнурком вместо галстука под отложным мягким воротником.

Жена приступила к работе. Антона Павловича заинтересовала техника лепки, и он стал заходить к нам смотреть, как работает жена и как подвигается вперед дело. Заметив, что жена пользуется его посещениями, /198/ чтобы исправлять сделанное за глаза по живой натуре, Антон Павлович сам предложил ей себя в натурщики и назначил время, когда будет приходить для сеансов. Вскоре Антон Павлович совсем освоился у нас, забавлялся с детьми, засиживался, иногда оставался обедать. Во время сеансов читал газеты или беседовал с нами. Тогда в "Русской мысли" печатались его очерки Сибири{198}, откуда он недавно возвратился. А.П. много рассказывал о своем пребывании в Сибири и технических приемах исполненной им работы об этом путешествии. Как-то затеялся разговор о художественном творчестве, и я спросил Антона Павловича, какой психологии творчества подчиняется он сам? Пишет ли людей с натуры, или персонажи его рассказов являются результатом более сложных обобщений творческой мысли?