Коллектив авторов Религия - Старинные рождественские рассказы русских писателей [сборник]

Ближайшим соседом их был отставной ротмистр гусарского полка Задорский, кутила, картежник и неисправимый вральман и сплетник. Он знал Сусанну Николаевну еще девушкой, когда она жила у отца, помещика Х-ой губернии, и когда в их доме толпился весь стоявший по соседству гусарский полк, в котором служил Задорский. Задорский знал и некоторые шалости балованной смолянки, но на этот раз он удерживался от своей дурной склонности и не омрачал репутации только что появившейся с мужем в их околотке молодой помещицы. Зато с первого визита он в отношениях с Сусанной Николаевной принял нахально-покровительственный тон. Говорил с нею не иначе как с ядовитою усмешкой, пересыпая свой разговор самыми сильными каламбурами, позволял себе неприличные пожатия рук и другие вольности, которые одинаково не нравились как Аркадию Николаевичу, так и Сусанне Николаевне. Если бы он встретил Сусанну Николаевну скромно и постепенно постарался бы снискать ее расположение, то, наверное, имел бы успех, но гусар-забулдыга поступил иначе и поэтому с самого же начала проиграл талию [2] Круг карточной игры до окончания карт у банкомета. : Сусанна Николаевна его возненавидела…

— А помнишь, Задорский, как мы чуть ли не обвенчались? — спросил его человек средних лет, в гусарском ментике, небрежно развалясь на тахте и гладя прекрасного сеттера.

— Я же тогда был шафером, — ответил с расстановкой Задорский. — Ну и метель же была, — продолжал он после некоторого молчания. — И как мы заблудились? Решительно не понимаю. Но главное, если бы попали в другое село, все бы ничего, а то вернулись назад и на рассвете как раз стали у ворот дома. Как будто бы не увозили ее, а только совершили ночную прогулку, — сказал он, расхохотавшись.

— Но веришь ли мне, Задорский, мне жалко ее. Я ее любил, да и теперь люблю, — заметил гусар, слегка вздохнув.

— Так в чем же дело? Ухаживай, она мужа не любит, будешь иметь успех.

— Мне мало этого.

— Чего же тебе еще больше нужно?

— Гм… я желал бы ее увезти от мужа, из России, и обладать ею вполне нераздельно, — ответил серьезно и твердо гусар.

— Ну, этого, положим, она и не стоит, — язвительно проговорил Задорский.

— Нет, стоит, и вполне стоит, — с жаром возразил гусар и начал скорыми шагами ходить по комнате. — Пойми ты, что я до настоящей минуты люблю ее и не могу забыть ее первого невольного сладкого поцелуя…

— Так в чем же дело! Можно и увезти, — хладнокровно заметил Задорский, с усмешкою прямо в глаза смотря на своего товарища.

— С чего же ты смеешься! — с сердцем спросил тот.

— Я не смеюсь, мой друг. У тебя теперь в руках капитал солидный — ведь покойная тетушка умела сохранить его для тебя, заграничный паспорт готов, остается только придумать, как это ловчее сделать, но учить этому старых гусар, кажется, нечего…

Друзья долго разговаривали на эту тему, и им немало стоило труда придумать план похищения Сусанны Николаевны.

К Обольяниновым начали съезжаться гости. Из числа первых приехал Задорский и представил хозяевам своего бывшего знакомого гусарского ротмистра, а теперь в монашестве отца Антония, отправляющегося по делам в Афонские монастыри. На сочельническом вечере присутствие монаха вообще было кстати, но отец Антоний независимо от того привлек общее внимание занимательностью своего разговора, знанием иностранных языков и, главное, романтическим своим прошлым, о котором Задорский врал немилосердно и выдумывал диковинные небывальщины. Многие находили его красивым, а Сусанна Николаевна даже подметила в глазах его некоторую «поэтичность». Все старались завладеть им, но Сусанна Николаевна с неподражаемым искусством охраняла свои права хозяйки дома, тем более что в его голосе, манере говорить, в его глазах вспоминались черты любимого человека, который как-то мгновенно скрылся и унес с собой первый трепет невинного, но пылкого увлечения.

Задорский, к удивлению всех, не дождавшись ужина, уехал, сказавшись больным. Сусанне Николаевне сначала это было очень неприятно, так как она ответила ему на его каламбур довольно внушительною резкостью, но затем вскоре утешилась тем, что отец Антоний останется у них на несколько дней и что ей предстоит возможность вдоволь наговориться с ним.

Перед ужином шел оживленный разговор.

— Отец Антоний, почему ночь перед Рождеством считается особенно страшною? — спросила его одна помещица, уже давно искавшая случая заговорить с ним, несмотря на то что о привидениях, гаданье шел уже разговор и отец Антоний принимал в нем самое живейшее участие.

— Страшного ничего нет ни в эту ночь, ни в какую другую, — ответил монах, — ложный страх порождается у нас от маловерия, — добавил он внушительно.

— Однако как бы я ни была верующая, но пойти, например, теперь на кладбище — я бы ни за что не пошла, — возразила помещица.

— Отчего не пойти? Я пойду, — бойко возразила Сусанна Николаевна.

— На ваше кладбище, ma chere [3] Моя дорогая (фр.) . ? За полверсты! Нет, это невозможно, — возразили многие дамы и кавалеры.

Отступать капризной Сусанне Николаевне не хотелось.

— Нет, пойду. Пари! — настаивала она, слегка взволнованным голосом. — Отец Антоний, правда, что можно пойти? — спросила она его.

— Если не боитесь простуды, нет злых собак, отчего же — можно, — ответил он.

— Но вы возьмете с собою кавалера? — спросил дальний сосед, молодой человек, ловелас, уже имевший в виду явиться провожатым хорошенькой женщины в ее причудливом предприятии.

— Разумеется, с кавалером, — ответила живо Сусанна Николаевна, чрезвычайно обрадованная, что ей можно было облегчить себе неприятное путешествие на кладбище. — Я надеюсь, что отец Антоний не откажется сопровождать меня на кладбище и напутствовать своими прекрасными наставлениями, — проговорила она любезно, обращаясь к монаху.

— По монашескому званию, мне не следовало бы потворствовать в такой час легкомыслию вашему, — ответил он, слегка кланяясь, — но я соглашаюсь единственно из-за того, что вы можете перепугаться и это может принести вам вред.

К неудовольствию и зависти многих дам, Сусанна Николаевна и отец Антоний через полчаса, одевшись довольно тепло, вышли из дому. Ночь была светлая, морозная. Кладбище отстояло от барской усадьбы довольно далеко и находилось за дубовою рощею, около большой проезжей дороги. Сначала они шли тише. Снег хрустел под их ногами, сильный мороз заставлял дышать скорее. Сусанне Николаевне нравилась ее шалость.

Когда повернули они за рощу и вышли на большую дорогу, отец Антоний остановился, а Сусанна Николаевна вопросительно на него посмотрела.

— Послушай, Сусанна, — вдруг начал он. — Твоя рука по праву принадлежит мне. Слепой случай и упрямство твоих родителей разлучили нас. Не удалось увезти тебя в первый раз, удастся во второй. Слушай, я богат, уезжаю за границу и там останусь навсегда.