Александр Кондратьев - Сны [Романы, повесть, рассказы]

— Чего мне их бояться, коли я сама — бесовкина дочь? — коротко отрезала девочка.

— Вот как?! — И Аниска поглядела на гостью. — А я думала, брешут… Чего ж у матери-то не учишься?

— А кабы я знала, где она, мать эта самая!

— Ну что ж. Если хочешь, то как-нибудь узнаем, выведаем. А то и Самого Главного спросим… Только это потом. А сначала еще науку пройти надо.

— Я за наукой и пришла.

— Так вот с чего тогда начнем. Эта ночь месячная. Время самое подходящее… Как только бабка твоя уляжется и заснет, прибегай сюда; пойдем с тобою в хлеба: пережинать да закрутки с завязками делать учиться.

— Завязку-то я сделать сумею, только слов вот не знаю.

— Я научу, — был ответ…

В ту же ночь Аксютка, сбросив рубаху и юбчонку, рядом с такой же голой Аниской, делала уже закрутки, произнося вслед за своей учительницей слова заговора:

Струсившая сначала при упоминании о сатанице и озиравшаяся украдкою по сторонам Аксютка, убедившись, что рядом с ней и Аниской никого третьего нет, быстро пришла в себя и по окончании обряда решилась даже спросить у наставницы:

— А кто такой этой Житень, которого мы поминали в заговоре, тетенька Аксинья? — спросила девочка, когда обе они, уже одевшись, шли по мокрой росистой траве, холодившей их ноги, обратно в село.

Довольная способностью своей ученицы быстро схватывать и верно запоминать слова заклинания, ведьма охотно удовлетворила Аксюткино любопытство:

— А это дед такой, что на нивах живет. Его не всякому видеть дано… Я хотя и встречала этого Житня раза два, да боялась близко подходить. Потому и не знаю, верно или нет, что у него три глаза во лбу… Иные называют его Житным Козлом, потому что у него козлиная борода и рога будто есть… Но я рог не заметила. С виду он дряхлый и зарос седыми волосами, а ходит хотя и с дубинкой, но бодро и зорко следит за ростом. Осенью, когда сеют, Житень невидимкой ходит по пашне и втаптываем ногою семена в сырую землю, чтобы птицы не склевали. Бережет он будто не всякую ниву, а только у тех хозяев, кто хорошо пашет и боронит. Но я этому не верю. Степка, когда я еще сама у нее училась, мне сказывала, что Житный Дед отогнал ее раз с десятины очень плохого хозяина. Тот сумел ему угодить: зарыл после Велика дня на меже косточки от пасхального поросенка. Этот Дед показывается не только по ночам, но и среди бела дня, как и полудница. Является Житный людям обычно в виде нищего странника, где-нибудь возле хлебов. Ежели погрозить встречному пальцем, то, значит, быть беде — урожая не жди!.. Но ты ни днем ни ночью, когда бы ни завидела, близко к нему не подходи. Не любит он нашей сестры и дубинкой своей крепко побить может, особливо если за делом застанет, — закончила свою речь ведьма.

— Тетенька Анисья, а что нам могут полудницы сделать?

— А то, что хотя они и не нашего стада овцы, а тоже проказить умеют. К примеру, детей малых, которые по хлебам ходят, полудница с пути сбивает и так завести может, что до вечера домой не попадешь. Да и взрослым повредить может… Я, когда еще девчонкой была, видела раз во время жнив полудницу, но подходить к ней близко забоялась… Вся в белом, высокая-высокая, идет между бабами, останавливается, смотрит, как жнут, а те ее не замечают. Ходила, ходила, остановилась около одной и до темечка ей рукою коснулась. Баба сперва села, а потом еле до воза дотащилась и начала себе голову из кувшина мочить… Все потом говорила, будто солнцем напекло. А полудницы этой никто, кроме меня, тогда не видал. Старые люди рассказывают, что она не дозволяет бабам жать в полдень и голову будто даже открутить может… Я в это не верю. Но ты, ежели когда-либо ее встретишь, вежливенько посторонись и дорогу дай. Можешь не кланяться, но и кукиша не показывай. Это не бесовка… Теперь нам в разные стороны. Тебе — направо. Огородами ты до своей Праскухи скорей доберешься… А ко мне завтра после полудня приходи; да и медку не забывай, — закончила свою речь Аниска.

На ночном синевато-мглистом небе уже чернели очертания деревенских построек.

Аксютка побежала по тропинке, ведущей вдоль огородов, и скоро скрылась во мраке. Слышно было только, как топочут вдали ее быстрые полудетские ноги…

Всю ночь не могла заснуть Анискина ученица. Так беспокоил ее вред, причиненный ими Федотовой ниве. Посмотревшая на нее утром Праскуха даже ахнула, увидя тревожно осунувшееся лицо своего приемыша.

— Что с тобою, девонька? Никак захворала?! Не сглазил ли кто тебя?

— Нет, бабушка. Я здорова, и сглазить меня пока некому. А в лице я изменилась потому, что на сердце у меня неспокойно. Этой ночью я вместе с Аниской на Федотовой ниве закрутки делала.

— Что с тобой, дитятко?! Да как же ты с ней спозналась?! Чем она тебя соблазнила? И что за сласть вред людям делать?!

— Аниска меня не соблазняла. Я сама к ней пришла. И хоть сласти никакой нет людям вредить, а тянет меня к себе ведовство, как мотылька на огонь. Видно, я и вправду прирожденная… А в науку ведьмовскую к Аниске я напросилась потому, что ты, бабушка, мне в том отказала, научить меня нечистых вызывать и власть над ними иметь.

— Да ведь, Аксюточка ты моя бедненькая, ничего тебе нечистые даром не сделают. За все им платить надо, и ох как платить, злыми делами. Ты вот вчера Федоту какой вред причинила!

— А зачем же я тебе, бабушка, это и рассказываю, как не затем, чтобы ты сделанное разделала?.. Ведь не к кому сегодня, как к тебе, Федот или жена его прибегут…

— Так-то оно так… А какой заговор был?

— С отворотом. На семь бесов с сатаницей.

— Ага… Знаю. Спасибо, что сказала… Не могу я тебя понять, однако. Может быть, ты и впрямь прирожденная, что тебя на ведовство тянет… Однако совесть у тебя есть. Ни у бесовок, ни у прирожденных совести не бывает. Жаль мне только тебя, Аксюточка. Ни за что пропадешь. Погубит тебя нечистая сила!