Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

Емкость черепа швейцарцев свайного периода 1558 к. см.

Тоже швейцарцев современных……. 1377 к. см. (19)

Наконец, Ляпуж дает следующую любопытную таблицу емкости черепов:

Pithecantropus erectus………………… 1000 к. см.

Pithecantropus Neanderthalensis………… 1200 к. см.

Средний современный европеец………. 1565 к. см.

Homo priscus……………………….1710 к. см.

Последняя из приведенных цифр сама по себе очень велика, но есть еще крайний большой предел емкости черепа, до которого доходил дилювиальный человек, так как у расы Truchere емкость достигала даже до 1925 к. см. (20).

«Вирхов, — говорит Ранке, — справедливо указал, что напрасно мы так высокомерно взираем на древнейших предков наших. В подтверждение этого Вирхов приводит наблюдение, что у обитателей швейцарских свайных построек доисторического периода средняя величина головного мозга оказывается не только не меньше, но даже больше, чем у нынешних обитателей тех же местностей» (21).

Элизе Реклю выражается в таком же духе: «Является вопрос, не достигла ли раса Кро-Маньон в некоторых отношениях кульминационного пункта культурного развития, — по крайней мере, по отношению к искусству, все поздние поколения неолитического века представляют собою период полного регресса. Ничто, во всяком случае, не доказывает, чтобы в развитии человечества наблюдался постоянный прогресс в смысле увеличения головного мозга и формы черепа. Очень вероятно даже, что замечалось как раз обратное. Вопреки общераспространенному мнению, объем черепа с палеолитического времени не увеличился совершенно. Большинство ископаемых черепов по своей емкости превосходит средние современные черепа» (22).

И так антропологические данные емкости человеческих черепов приводят нас к заключению, что вместе с переходом питекантропа из состояния животного в человеческое череп его увеличился к неолитическому веку с 1000 или 1200 до 1700–1900 куб. см, а затем к нашему времени снова уменьшился в среднем до 1500 куб. см. Следовательно, мы, европейцы, по емкости черепа в среднем понизились сравнительно с человеком новокаменного века и занимаем как раз средину между ним и питекантропом. Значит, с неолитического века мы шли не вперед, а назад. Может ли это быть в виду существования закона прогресса, в виду наших несомненных успехов в науке?

Очевидно может, если нас к тому приводят факты. Но верны ли самые факты? И действительно ли умственные силы человека пропорциональны емкости его черепа?

За правильность приводимых нами антропологических измерений ручаются такие научные авторитеты, как Вирхов, Колльман, Брока, Ранке и др. Факт понижения емкости черепа у современных европейцев сравнительно с таковою же у ископаемых троглодитов вовсе не новость для науки. О нем упоминает еще Дарвин в своих сочинениях как о «непонятном» явлении. Брока объяснил его тем, что «средняя величина емкости черепа у цивилизованных народов должна несколько уменьшиться, вследствие сохранения значительного числа личностей слабых умом и телом, которые у дикарей гибнут» (23). Хотя объяснение это до крайности слабо, но им довольствовались все ученые, не исключая и Дарвина. Если Брока приравнивает людей неолитического века к дикарям, то почему же у современных дикарей средний показатель емкости черепа оказывается меньше, чем у европейцев, а не больше, как у троглодитов? Так, по Дарвину у европейцев 1511 к. см, у американских индейцев — 1426 и у австралийцев — 1341.

Что касается пропорциональности между емкостью черепа и умственной силой, то Дарвин говорит об этом следующее: «Убеждение, что у человека существует связь между объемом мозга и степенью умственных способностей, основывается на сравнении черепов диких и цивилизованных рас, древних и новейших народов, равно как на аналогиях всего ряда позвоночных (24).

Примечания. (1) — БА. 57–68. (2) — БА. 70–72. (3) — БА. 72. (4) — БА. 40. (5) — БА. 154. (6) — Ю, I. 52. (7) — Ф. 538. (8) — Ф. (9) — Ф. (10) — АР. 58; АК. 112. (11) — Я. 75. (12) — Ч, I. 105. (13) — БА. 154. (14) — ВБ. 325–327. (15)-AM. 169 и 174. (16)-AM. 178. (17) — БО, II. 544. (18) — БО, II. 544. (19) — БЖ. 88. (20)-AM. 169. (21) — БО, I. 573. (22) — бт. в. I. 31–32. (23) — Ю, II. 36. (24) — Ю, II. 35.

Так как в конце предыдущей главы мы затронули вопрос о гениальности первобытного человека, то прежде, чем перейти к его дальнейшей истории, необходимо подкрепить некоторыми доказательствами эту с современной точки зрения безумно дерзкую мысль.

Мнение о том, что первобытный человек был «цивилизован» и что современные дикари упали до своего теперешнего состояния, вовсе не новость. По словам Дарвина, оно было высказано герцогом Аргайлем в 1869 г., а еще ранее архиепископом Уетли (1).

Известно также, что Священное Писание и предания всех стран и народов смотрят на настоящее и будущее человечества довольно мрачно и все хорошее видят позади. Тогда был рай земной, блаженное состояние людей и бессмертие, а теперь господство дьявола, грех и смерть. На этом положении построены почти все религиозные системы. Наши предки еще не так давно были того же мнения, а простолюдины остаются при нем и до сих пор.

Только последние поколения «цивилизованных европейцев расстались со старинным миросозерцанием и заменили его новым, по которому в глубокой древности не было ничего, кроме дикости, глупости и невежества. А потому все, что было открыто и изобретено в доисторические времена, объясняется случаем, вроде открытия финикиянами стекла. Мы создали новую теорию «постепенного развития», по которой человек произошел от животного, близкого к обезьяне и с тех пор непрерывно совершенствуется. Если иногда он слегка и регрессирует, то только в виде отдыха от прогрессивной работы, чтобы потом снова идти вперед.

Наше поступательное движение управляется, во-первых, законом прогресса, а во-вторых, свободной волей человека. Захочет человек, он прогрессирует, не захочет, стоит на месте или идет назад.

Это, конечно, только гипотеза, требующая доказательств, за каковую она прежде и принималась. Но всякая гипотеза, просуществовавшая долгое время без крупных опровержений, обращается в аксиому. Так случилось и теперь. Есть огромная масса фактов, непонятных с точки зрения нашей теории. О них говорят или с грустью: «вряд ли когда-нибудь это будет нам известно», или с самоуверенностью: «будущая наука это объяснит». Есть факты даже прямо противоречащее ей, но о них просто умалчивают.

Гипотеза, о которой мы говорим, успела уже к настоящему времени окостенеть и обратиться для цивилизованного европейца в то, что мы называем верованьем. На ней основаны все наши надежды и упования в будущем, все наши симпатии и антипатии в настоящем. Разумеется, нам нелегко с ней расстаться.

Несомненно, что гипотеза эта основана на всем известном факте прогрессирования в умственном отношении западной Европы, случившемся на глазах истории, но мы забываем, что причина этого факта нам совершенно неизвестна. Задумавшись над загадочным падением Испании, Дарвин говорит: «Пробуждение европейских наций от темных веков варварства представляет еще более трудную задачу» (2).