Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

А теперь спрашивается: когда кончается онтогенезис у птицы и у человека? Принято думать, что у птицы — с ее выходом из яйца, а у человека с момента его рождения. Но так ли это? Очевидно, нет, потому что их превращения еще не кончились. У птицы первое оперение в виде пушка и его цвет с возрастом изменяются. У человека: начиная с младенческого возраста и кончая глубокою старостью, — происходит целый ряд совершенно непонятных для нас изменений.

Следовательно, настоящим окончанием онтогенезиса нужно было бы считать для человека не момент его рождения, а самое последнее изменение в старости. Можно думать, что, если изменения, совершающиеся с человеческим зародышем в начале его утробной жизни, повторяют вкратце древнюю истории человеческого рода, то вся остальная его жизнь воспроизводит новую и новейшую истории. С этой точки зрения изменения, совершающиеся с человеком, представляют огромный интерес.

Является только вопрос: следуют ли эти изменения друг за другом с такой же правильностью, как и в жизни утробной?

Мне кажется, сомнения в этом быть не может. Никто еще не доказал, что законы внутренней жизни человека с момента его рождения перестают действовать, а воздействие на человеческий организм внешних факторов еще не больше как гипотеза. Если бы законы внутренней жизни после рождения человека переставали управлять человеческим организмом, то он не подчинялся бы между прочим и законам наследственности. А между тем у Дарвина мы находим: «Если какой-нибудь новый признак является у животного в молодости, то продолжает ли он существовать всю жизнь, или длится лишь временно, он непременно появится — это общее правило — у потомства в тот же самый возраст и будет существовать так же долго. Если далее, новый признак появляется во время зрелости или на старости, то он склонен появиться у потомков в те же периоды жизни» (2). А Геккель то же правило называет законом единовременной наследственности (lex hereditatis homochronae), в силу которого «признаки, приобретенные родителями в известном периоде их существования, появляются у потомков в тот же точно период» (3).

Если, по закону Геккеля, всякое живое существо чистой породы воспроизводит в своей жизни истории своего рода, то является вопрос, какую историю будет воспроизводить существо смешанное, гибридное, составившееся из двух видов? Ответ на это мы находим у Дарвина. «Цыплята, — говорит он, — и молодые голуби, полученные от скрещивания двух окрашенных птиц, бывают вначале одного цвета, но через год или два приобретают перья и цвет другого родителя» (4). Следовательно, гибрид воспроизводит не одну историю рода, а две, сначала одну, потом другую. Признаки одного из родителей появляются у него в одном возрасте, а признаки другого — в другом.

Если бы человек был, как принято думать, видом чистокровным, то во всю его внеутробную жизнь антропологические признаки его оставались бы неизменными. Если же они меняются по возрастам, как у скрещенных кур и голубей, то это еще лишний раз доказывает, что он существо гибридное.

Запасшись такими предварительными сведениями, обратимся к истории человеческого развития, начиная с его состояния зародыша, и посмотрим, в каком возрасте его организм воспроизводит признаки белого диллювиального человека, а в каком — питекантропа. Касаться древнейшей истории человеческого рода, когда он проходил стадии различных животных, мы не будем, а прямо обратимся к концу его утробной жизни, к шестому месяцу, когда ребенок уже вполне сформировался.

По сходству с нашими прародителями детский возраст современного европейца можно разделить на два периода. В первом, начиная с шестого месяца утробной жизни, он по своим антропологическим признакам приближается к белому дилювиальному человеку, а после рождения — к питекантропу.

Действительно, для первого периода нам удалось подыскать пять признаков, общих нашему ребенку с белым дилювиальным человеком:

1. Его волосатость. Тело человеческого зародыша в конце шестого месяца покрывается впоследствии спадающим пушком, который называется lanugo. «Вся поверхность тела зародыша, — говорит Дарвин, — не исключая лба и ушей, густо покрыта пухом, но замечательно, что ладони и подошвы совершенно голы, подобно большинству наших животных. Такое совпадение едва ли может быть случайно, и мы, следовательно, должны рассматривать пушистый покров зародыша как остаток первобытной постоянной волосистой одежды. Профессор Александр Брандт сравнивал волосы на лице (чрезмерно) волосатого человека с пухом, которым покрыт зародыш, и нашел в их строении полное сходство» (5).

2. Пушок, о котором мы говорим, «бесцветен» или бел (6).

3. У большинства новорожденных детей глаза бывают голубые и только позже обращаются в карие (7).

4. У человеческого зародыша — длинная относительно общей величины тела кисть руки, постепенно укорачивающаяся у ребенка до второго года жизни (8).

5. У зародыша — более длинная голова, чем у взрослого. С первого же месяца внеутробной жизни она растет быстрее в ширину, чем в длину (9).

После рождения европейский ребенок получает стремление воспроизводить признаки питекантропа: зародышный пушок спадает, и тело становится голым, но цвет волос и глаз темнеет не сразу, а только постепенно. В первые годы жизни волосы европейского ребенка в большинстве случаев светлее, чем у взрослых.

«Громадное большинство детей нашей расы, — говорит Вирхов, — рождается с голубыми глазами, но вскоре у очень многих из них голубой цвет переходит в карий. Немало детей рождается с каштановыми и даже черными волосами на голове, но еще многочисленнее случаи, когда волосы на голове новорожденная бывают светлого, нередко беловато-желтого и даже желтовато-белого цвета, а потом постепенно изменяются в каштановый и даже темно-каштановый цвет. В прусских школах на сто детей приходилось до четырнадцати лет семьдесят два блондина, а после четырнадцати только шестьдесят один». На тот же факт указывает и Ляпуж. «Некоторый матери, — передает он, — из религиозных целей сохраняют волосы своих детей от первой стрижки, которые потом удивляют взрослых их светлым цветом. У девушек концы их кос оказываются светлее, чем корни волос. Наконец любопытные и в своем роде единственные таблицы оттенков волос от самых светлых до самых темных составляются у антропологов от одного и того же ребенка, если, наблюдая его развитие, они отрезают у него ежегодно по пряди волос» (10).

Что в нашем младенческом возрасте мы, белые люди, приобретаем физические и умственные признаки питекантропа, доказывается тем, что признаки эти у нашего ребенка вполне сходятся с таковыми же у низших рас, у карликов, у кретинов и у женщин и расходятся с признаками белого мужчины. Вот некоторые из таких признаков: